Кейт Лаумер - Миры империума

— Клянусь тебе, брат, честью семьи Байардов, что впервые слышу о ваших посланниках и сам лично не причинял им никакого вреда.

Я верил ему. Он так искренне приветствовал союз с цивилизованной державой. И собственными глазами видел кровавую бойню, учиненную во дворце его молодчиками, и атомную бомбу, которую они пытались взорвать.

— Очень хорошо, — сказал я. — От имени моего правительства принимаю к сведению ваше заявление, но где гарантия, что налеты и бомбардировки больше не повторятся?

— Налеты? Бомбардировки? — он был в полном недоумении.

Наступило молчание.

— Слава богу, что вы пришли ко мне ночью, — произнес наконец Байард. — Теперь ясно, что я выпустил из рук контроль за происходящим в стране.

— Было семь налетов, — сказал я, — четыре сопровождались атомной бомбардировкой, и это все за один год. Самый последний налет случился меньше месяца назад.

— По моему приказу все, что имело отношение к атомной бомбе, до последнего грамма было захоронено в море в день основания этого государства. Я знал, что у меня на службе немало предателей, но что есть безумцы, даже представить себе не мог.

Он обернулся и устремил взгляд на висевшую на противоположной стене картину с изображением солнца, играющего в листве деревьев.

— Я дрался с ними, когда они сжигали библиотеки, плавили алмазы работы Челлини, топтали Мону Лизу в руинах Лувра. Спасал все, что мог, утешаясь тем, что еще не поздно. Но шли годы, и перемены не наступали.

Пришли в упадок промышленность, сельское хозяйство, рушились семьи. Людей заботили только три вещи: золото, вино и женщины — вот все, что интересовало людей.

Признаюсь, я почти потерял надежду, пытаясь возродить дух созидания, чтобы не дождаться дня, когда будут разграблены все склады. И тогда я понял, что только жестокое военное правление может спасти мир от хаоса. Вокруг полное разложение… даже в моем доме. Ближайшие советники только и говорят о вооружении, карательных экспедициях, войнах. Бессмысленные войны, сверхгосподство ныне мертвых наций. Они надеялись потратить остатки наших скудных ресурсов на полное уничтожение следов цивилизации лишь для того, чтобы все склонились перед нашей верховной властью.

Он устремил на меня взгляд, который иначе чем лучезарным не назовешь.

— С твоим появлением я воспрянул духом. Вдвоем мы победим.

Я задумался. Империум дал мне все полномочия. И я мог воспользоваться ими по своему усмотрению.

— Верьте мне, — сказал я. — Самое страшное — позади. У моего правительства неистощимые людские ресурсы, снаряжение, оборудование. Вам все дадут, что нужно. Мы же у вас просим дружелюбия и справедливости.

Он откинулся назад, закрыл глаза и прошептал:

— Долгая ночь кончилась.

Еще много пунктов следовало обсудить, но в одном я был уверен: в превратности нашего представления о Байарде. Каким же образом имперская разведка была введена в заблуждение и с какой целью? Ведь у Бейла, по его словам, была группа лучших агентов. Непонятно, зачем ставился вопрос о моей переброске в мир Ноль-Ноль, мир Империума. Байард ни словом не обмолвился об аппаратах Максони — Копини. Будто они вовсе не существовали. Возможно, несмотря на внешнюю искренность, он что-то утаивал от меня?

Байард открыл глаза:

— Пожалуй, хватит о делах, — смеясь, сказал он. — Неплохо бы отметить нашу встречу. Вы не против?

— Мне нравится есть ночью, — полушутливо произнес я. — Особенно если днем не успел пообедать.

— Вы истинный Байард, — в тон отозвался Брайан и нажал кнопку на столике рядом со мной. Затем откинулся на спинку кресла и соединил кончики пальцев перед грудью.

— Прежде всего надо обсудить меню, — задумчиво проговорил Брайан, сжав губы. — Не возражаете, если в качестве хозяина я сам выберу блюда. Посмотрим, похожи ли наши вкусы так же, как мы сами.

— Отлично! — кивнул я.

Кто-то осторожно постучал в дверь. Вошел человек лет пятидесяти, невысокий, с печальным лицом. Увидев меня, пришел в замешательство, но тотчас лицо его приняло бесстрастное выражение. Он подошел к диктатору, вытянулся и произнес:

— Я к вашим услугам, майор.

— Чудесно, чудесно, Люк. Вольно! Мы с братом очень голодны. Распорядись на кухне! И пусть наши повара не ударят в грязь лицом перед дорогим гостем!

Люк покосился в мою сторону.

— Мне кажется, господин чем-то похож на майора, — сказал он. — Точнее, поразительное сходство! Что ж, — он поднял голову, — полагаю, можно начать с сухой мадеры 1875 года, чтобы разыгрался аппетит. Потом устрицы под белым соусом "Шабли Вудезар" 1929 года. Их еще осталось немного.

Все это звучало весьма заманчиво. Устрицы я и раньше пробовал. А о столь изысканном виде только слышал.

— … Двойной бульон из печени. К первому блюду подадим красное бургундское, "Конти", 1904 года.

Брайан внимательно выслушал и одобрил меню. Если только Люк все это запомнит, то он, несомненно, официант самого высокого класса.

— Люк давно при мне состоит, — заметил Брайан, перехватив мой взгляд, направленный вслед удаляющемуся Люку. — Очень верный, преданный слуга. Обратили внимание, что он называет меня майором? Это было мое последнее официальное звание во французской армии перед крушением. Позже меня назначили командиром полка, после Гибралтарской битвы, когда мы поняли, что брошены на произвол судьбы. Спустя некоторое время я осознал, что необходимо возрождение, и принял эту задачу на себя. Хотя получал от своих врагов все более и более высокие титулы. Признаюсь, некоторые из них присваивал себе сам, поверьте, это было необходимой психологической мерой. Но для Люка я так и остался майором. Сам же он был старшим поваром в полку.

— Мне мало что известно о событиях в Европе в последние годы, — сказал я. — Не могли бы вы мне рассказать?

Он задумался и стал говорить:

— Это были годы упадка. Все началось с самого первого дня того памятного Мюнхенского мира в 1919 году. Одна Америка противостояла Срединным державам и потому пала после массированного нападения в 1932 году. Казалось, мечта Германии о господстве над миром близка к осуществлению. Но вскоре в покоренных странах вспыхнули восстания. Я получил звание старшего лейтенанта французской армии, которая начала партизанскую войну. Мы стали передовым отрядом организованного сопротивления в Европе, и нашему примеру последовали во многих странах. Люди больше не желали оставаться рабами. В те дни мы были полны радужных надежд.

Но шли годы, и безысходность положения становилась невыносимой. Наконец, во время одного из дворцовых переворотов, кайзер был свергнут, и мы решили использовать представившуюся возможность для совершения последнего штурма. Я вел свой батальон на Гибралтар и у самого берега попал под пулеметную очередь.