Кейт Лаумер - Миры империума

Вдруг я почувствовал, что опускаюсь вниз. Гастон беззвучно ругался. И вдруг я понял, что это не я, а решетка скользит. Она со скрежетом опустилась по крайней мере на четверть метра. Ржавый металл не выдержал нашего веса. На левой стороне прутья сломались, но освободившееся пространство было чересчур узким, правда его можно было сделать пошире.

Гастон уперся руками в стену и приналег. Я стал рядом с ним. Решетка слегка повернулась, но потом заклинилась.

— Гастон, — сказал я, — может, подлезть под нее и налечь с другой стороны? Попробую.

Я погрузился по грудь в вонючую жижу и стал толкать решетку. Металл царапал лицо, рвал одежду, но я все же подлез под решетку.

Потом выполз наверх, весь в грязи, и перевел дух. Вдруг я услышал пулеметные очереди, увидел, как Гастон схватился за решетку и… повис на одной руке. Стрельба продолжалась, и на каменный гребень стены выскочило несколько человек. Гастон выхватил пистолет.

— Гастон, — позвал я, — скорее под прутья…

Но он был слишком велик, чтобы пролезть. Один из стражников стал осторожно спускаться к проему. Он высветил нас фонариком, и Гастон, продолжая висеть на одной руке, выстрелил. Стражник упал прямо в воду, подняв тучу брызг.

Гастон, задыхаясь, крикнул:

— Это… все…

Пистолет выскочил у него из руки и исчез в мутной воде.

Я скользил, судорожно цепляясь за прутья, и только чудом удержался. Мне даже удалось обернуться, как только я очутился на открытом месте. Двое солдат старались вытащить застрявшее в проеме тело. Даже мертвый, Гастон прикрывал мой отход.

Я прильнул к стене, держа пистолет наготове. Улица была пустынной. Часовые, видимо, решили, что мы в западне, и по эту сторону стены никого не было. Только тот часовой, которого мы первым заметили, он, должно быть, и поднял тревогу.

Выглянув, я узнал Оливковую аллею и ту улицу, по которой уже имел счастье пройтись десятью днями ранее. Она спускалась вниз и поворачивала направо. Именно туда я должен пройти под огнем пулемета. Очень не хотелось выходить на открытое место, но оставаться было нельзя.

Я и побежал, только так можно было спастись. На меня упал луч прожектора и отбросил тень на пыльные стены и шаткие булыжники. Я невольно рванулся в сторону, и тотчас же затрещал пулемет, засвистели пули, ударяясь о камни слева от меня. Я был в тени и мчался под защиту стены, маячившей впереди. Прожектор все еще искал меня, когда я нырнул за поворот. Я бежал в полной тишине. Обитатели этих убогих домов научились тихо сидеть за закрытыми ставнями, пока шла стрельба.

Я миновал место, где погиб Грос, и помчался дальше. На значительном расстоянии от меня снова и снова свистел часовой. Случайный выстрел поднял пыль впереди.

Вдруг я услышал топот ног. Скользнул взглядом по темным лавчонкам, пустым и жалким, пытаясь отыскать ту, где сидела безучастная ко всему старуха со своими пожитками. Эта лавчонка, насколько я помнил, была совсем крохотной, с обшарпанным серым навесом и черепками разбитых горшков у дверей.

Я уже пробежал мимо, но вовремя спохватился и нырнул под навес. Едва справился с жестким брезентом, с трудом отыскал проем, и тотчас меня поглотила тьма.

Я никак не мог отдышаться. Снаружи доносились крики и топот ног. Я получил короткую передышку. Этот ход им не был известен.

Я взглянул на часы. В этом мире все происходило молниеносно — еще не было половины девятого. А ушел я из дому в половине седьмого. За два часа я убил двоих и одного убили из-за меня. Я подумал, как быстро может человек превратиться в первобытного охотника, жестокого, кровожадного, если тому благоприятствуют обстоятельства.

В этой кромешной тьме на меня вдруг навалилась смертельная усталость. Я зевнул и сел на пол. Так хотелось вытянуться и уснуть, но вместо этого я встал и на ощупь двинулся по проходу. Я еще не завершил дела, хотя многого достиг — я во дворце, цел-невредим и с оружием.

У меня появилась надежда сразиться. Это был мой единственный шанс. Из нетерпеливого, неопытного новичка я превратился в закаленного бойца, способного на убийство, если понадобится.

Через полчаса я уже был в том самом коридоре, куда меня высадили так опрометчиво две недели назад из шаттла Империума. В коридоре ничего не изменилось. Я вышел, осторожно закрыл дверь и двинулся вперед, прислушиваясь, чтобы не попасть в ловушку. Я запомнил, в какой стороне лифт, и пошел в противоположную.

Дойдя до первой двери, я осторожно нажал на ручку и, к своему удивлению, обнаружил, что она не заперта. Заглянул внутрь и понял, что спальня. Вошел и при слабом свете светильников увидел широкую кровать, большой письменный стол у дальней стены, встроенный шкаф, небольшое кресло и через слегка приоткрытую дверь — просторную ванную комнату. Закрыв дверь, я пересек комнату и заметил, что на окнах стальные ставни. И ставни, и шторы, и стены выкрашены были в зеленый цвет. Я закрыл ставни, подошел к столу и включил настольную лампу. Мне чертовски надоело двигаться на ощупь, впотьмах.

Комната была просторная и великолепно отделана. На полу — серо-зеленый пушистый ковер, две скромные акварели на стенах. Вдруг я почувствовал, как дурно от меня пахнет. Одежда задубела от пота и была вся в грязи. Я не задумываясь сбросил сюртук и все остальное и отправился в ванную.

Мытье заняло у меня полчаса, но надеть мундир в том виде, в каком он был, я не мог. Я выстирал все и развесил на батарее. Затем облачился в висевший здесь отличный купальный халат и вернулся в спальню.

Я плохо соображал, но все же подумал, что поступаю опрометчиво. Попробовал встряхнуться, не смог. Я почему-то чувствовал себя в полной безопасности, нет, так не годится. Но ведь, даже если я встану, то могу и стоя уснуть. Как бы в подтверждение этому я снова зевнул, после чего сел на стул напротив двери и приготовился ждать. Последнее, что я помню, это как я встал и выключил свет.

Глава XII

Мне приснилось, будто я на берегу моря и солнечные блики весело играют на воде. Солнце слепит глаза, и я стараюсь не смотреть на него. Наконец мне это надоело. Я заерзал на стуле и открыл глаза. В голове нестерпимо гудело.

Я взглянул на бледно-зеленые стены комнаты, на серо-зеленый ковер. В комнате было тихо, и я не решался пошевельнуться, чтобы не разбудить дремавшую где-то в теле боль.

Дверь была открыта!!!

Я помнил, что выключил свет, — ничего больше. Кто-то включил свет, открыл дверь! Я пробрался сюда как убийца, и кто-то нашел меня спящим, совершенно измученным после стольких испытаний.