Владимир Михановский - Великий посев

Для начала он подровнял края ямы, выбитой Курбаном, а затем решил углубить е. Постепенно приноровился к мотыге, вроде даже она полегче стала, чего быть, конечно, не могло. Острый клык ее, и не думая притупляться, исправно вгрызался в почву, взрыхляя ее.

Вскоре показался песок.

Мальчик остановился, вытер пот со лба,

– Что это за наваждение – удивился старик. – Наверно, просто руки по работе истосковались. Давай шалаш закончим, скоро ночь наступит…

– Дед, я еще немного поработаю, – возразил Атагельды, повинуясь необъяснимому импульсу.

Курбан что-то проворчал про упрямых ишаков, но отошел в сторонку.

Еще несколько ударов по песку – и мотыга глухо звякнула, задев какой-то твердый предмет. Атагельды отбросил мотыгу в сторону, и оба одновременно нагнулись, стукнувшись лбами, и принялись руками разрывать почву.

Возвращение Курбана с внуком в кишлак стало общим праздником, и после они часто вспоминали о нем.

Куда девались общая недоброжелательность, подозрительность! Отношение людей к Атагельды и его деду коренным образом изменилось. Дом – и кузницу! – быстро привели в порядок. Теперь их подворье не обходили стороной. Наоборот – здесь с утра толкался народ, и не только язык почесать. Большинство приходило по делу – им нужен был кузнец.

Да, у Курбана появилась возможность работать, и это наполнило смыслом и радостью жизнь старика. Он просыпался на рассвете и спешил совершить омовение, и руки уже сладостно ныли в предвкушении тяжести кузнечного молота.

Хватало занятий и Атагельды – В кузнице всегда много работы, особенно когда желаешь постичь все тонкости серьезного ремесла.

В разговорах дед и внук частенько возвращались к первой после изгнания встрече с жителями кишлака.

– Мы же с тобой, дед, не изменились, остались прежними, – удивлялся Атагельды. – А они, которые прежде готовы были растерзать, бросились к нам, словно к братьям родным!..

– Людям свойственно меняться, – замечал Курбан, задумчиво поглаживая бороду.

– Только не этим людям! – перебивал Атагельды. – У меня до сих пор перед глазами свирепое лицо Ахметхана, когда он стегал тебя и меня камчой. А Анартай? Он бросался на меня, словно цепной пес. Да и все они, кроме одного… И ты хочешь сказать, что они изменились?

– И верно, здесь есть над чем поразмыслить, – соглашался старый кузнец. – Но к тому же не забывай, что мы возвратились из зарослей не с пустыми руками…

Вот это была святая правда! Курбан и Атагельды с помощью мотыги отрыли в оазисе в яме предметы, составляющие оборудование кузницы: здесь были и массивный горн, и щипцы разных размеров, и клещи для вытаскивания инструментов из пламени, и молот, и многое, многое другое, что могло им только грезиться только в снах.

Все предметы были сделаны из одного и того же вещества, из которого состоял первый обнаруженный ими предмет – мотыга. Тяжелый, плотный, надежный материал.

Когда схлынула первая волна удивления и радости, они проверили каждый инструмент – ни один не подвел, не сломался, не дал даже трещинки.

Вытащив со дна ямы маленький гвоздодер, Курбан добавил его к груде инструментов, уже отрытых и лежащих неподалеку, прислонил к ним мотыгу, вытер лицо и произнес:

– Все!

– Давай еще покопаемся, – предложил Атагельды.

– Едва ли там еще что-нибудь есть, – кивнул Курбан в сторону ямы.

– Откуда знаешь?

– Очень просто, – пожал плечами старик. – Мы достали со дна все, что составляет оборудование кузницы. Тот неведомый человек, который, на наше счастье, зарыл этот клад, не мог больше ничего закопать.

– Ты уверен?

– Я бил кувалдой по наковальне, еще когда ты на свет не народился, – обиделся Курбан.

Атагельды, казалось, колебался. Он смотрел то на деда, то на яму, вырытую ими, а то и вовсе в сторону старого ствола, который подобно дереву-патриарху возвышался поодаль. Похоже было, мальчик к чему-то прислушивался.

– Давай рыть, – сказал он просто.

– Ох, упрямец, – покачал головой старик. – Ну, объясни хотя бы, с чего ты взял, что мы не все выкопали?

– Дед, не спрашивай лучше. – В голосе мальчика зазвенели слезы, он помотал головой, словно отгоняя наваждение. – Начну говорить – опять станешь ругаться, что я не от мира сего. Не хочешь копать – не надо! – крикнул он и ткнул ногой мотыгу.

– Успокойся, малыш, – погладил его по голове старик. – Я не против. Давай покопаемся еще и тогда увидим, кто из нас прав.

И они рылись в духоте зарослей еще добрый час, пока достали со дна ямы порядочную глыбу того же материала, из которого были сработаны кузнечные инструменты.

– Что это? – удивился Атагельды, разглядывая глыбу, которую они не без труда выкатили на поверхность.

– Материал для работы, – пояснил старик. – Вместо железного лома. Первое дело для кузнеца. Уж не знаю, как нам благодарить неизвестного благодетеля.

Потом, когда они присели отдохнуть на груду листьев, Курбан положил голову мальчика себе на колени и, ласково почесывая ее, произнес:

– Твоя взяла, малыш. Как это все-таки получилось, посвяти старика.

– Откуда я знаю, – прошептал Атагельды и вдруг заплакал.

– Что с тобой, малыш? – встревоженно спросил кузнец и потрогал его лоб: тот был горячим.

– Голова…

После красочных видений, похожих на сон наяву, голова мальчика раскалывалась. Кто-то невидимый вбивал в нее огненные клинья, и каждый удар болезненно отзывался во всем тщедушном теле.

Курбан смочил ему лицо и грудь остатками воды, которую они умудрялись хранить в свернутом воронкой листе, и Атагельды стало полегче.

Назавтра после находки Курбан один отправился в кишлак, как он говорил – на разведку. Атагельды остался на месте – он чувствовал себя еще слишком слабым.

Да, отношение к ним в кишлаке изменилось, как изменился за эти месяцы и сам кишлак. Растения, которые раньше редкой цепочкой росли только вдоль улицы, теперь заполнили едва ли не все свободное пространство. Молодые побеги бесстрашно тянулись навстречу жгучему солнцу, и листья отбрасывали тень.

Дошло до того, что кое-где по улице приходилось протискиваться сквозь зелень, а уж о том, чтобы побегать, и речи быть не могло.

Однажды Атагельды встретился с Ахметханом, который спешил куда-то в сопровождении сына. Атагельды хотел уклониться в сторону, но Анартай окликнул его.

Поздоровались.

– Почему играть не приходишь? – спросил Анартай, приветливо улыбнувшись.

– Занят в кузнице… Деду помогаю… – пробормотал ошеломленный Атагельды. Прежде их игры сводились к стычкам и жестоким потасовкам.

– А что же меня не приглашаешь? – продолжал Анартай с той же улыбкой. – И я бы помогал.