Владимир Михановский - Великий посев

Мальчик подошел к нему вплотную. Если раньше растение было полупрозрачным и можно было наблюдать токи, которые пульсировали внутри, то теперь внутреннюю жизнь растения скрывала гладкая глянцевитая кора красноватого оттенка.

Несколько раз Анартай протягивал руку и тут же отдергивал ее, боясь коснуться. Наконец, решившись, потрогал кору. Ничего не произошло. Зловредное растение утратило свою силу!

Осмелев, Анартай похлопал его, затем изо всей силы ударил кулаком. Потом попытался потрясти, но ствол не шелохнулся.

Только тут он обратил внимание, что растение под руками слегка вибрирует. Он приник к нему ухом – от ствола исходило еле слышное гудение. Скверное растение! Ясно же, что дело здесь нечисто.

Он посмотрел вверх. Небо, еще недавно ясное, начало хмуриться. Прямо над головой появилось белое облачко, оно росло, увеличивалось на глазах.

Попасть в грозу совсем не улыбалось Анартаю. Ударив напоследок ногой в ствол, он повернул обратно, к кишлаку.

Ясно, что свалить старое растение без какого-либо орудия нечего и думать.

– Я еще вернусь сюда, – проговорил Анартай, раздвигая листья, заслоняющие дорогу.

Ветка царапнула щеку, он машинально отломил ее. Рука коснулась легкого шрама, который остался после страшной язвы, столько лет мучившей его.

Когда он вернулся в кишлак, жизнь здесь была в разгаре. По распоряжению Ахметхана люди очищали новые участки под посев, обрабатывали их. Освобождали от листьев, убирали засохшие стебли. Перепревшие листья успели образовать слой перегноя, скрывший песок пустыни.

Не было, увы, почти никаких земледельческих орудий, без них приходилось трудно.

– Зря кузнеца прогнали, караванбаши, – осмелился бросить старик, когда Ахметхан проходил мимо участков, поигрывая плеткой.

– А от него толк? – презрительно усмехнулся караванбаши, замедляя шаг.

– Кузнец есть кузнец.

– Кузнец без кузни! – махнул камчой Ахметхан, снова пускаясь в путь.

– А надо – так отыщем его в два счета, – угодливо заметил кто-то. – Никуда он из оазиса не денется.

– Оазис так разросся, что его не обойдешь, – возразил старик и, кряхтя, поднял с земли охапку листьев.

Курбан и Атагельды жили, скитаясь среди зарослей оазиса, благо проблем с едой и питьем не было. Ночевали, где их застигала ночь, на скорую руку соорудив шалаш с крышей из связанных верхушек растений. Наутро Атагельды их развязывал, бережно расправляя стебли.

Поначалу Курбан сгоряча решил было покинуть оазис и продолжить давным-давно прерванный путь. Однако вскоре понял, что предприятие это, без всякого снаряжения, обрекло бы их на верную гибель.

Горечь обиды на жителей кишлака со временем улетучилась.

– Может, они и правы? – сказал однажды Курбан, когда они сидели у крохотного костерка, готовя печеные плоды.

– Что ты такое, дед, говоришь? – возмутился Атагельды и, с хрустом переломив засохший стебель, подбросил его в огонь, вызвал целый сноп золотистых искр.

– А что? Мы для них чужаки, зачем мы нужны им? – грустно улыбнулся Курбан.

Мальчик палкой помешал плоды, доспевающие среди пышущих жаром угольев.

– Но ведь мы первые нашли оазис, еще когда он был крохотный, – нарушил он долгую паузу.

– И что?

– Значит, мы хозяева его!

– Хозяева, говоришь? – усмехнулся кузнец. – Запомни, дружок: кто сильнее – тот и хозяин. Так уж повелось на этом свете.

– Закон Зодиака?

– Не шути с этим, – посуровел Курбан.

Костер догорел и погас. Бархатное небо, казалось, опустилось еще ниже, почти задевая верхушки стеблей. Совсем рядом, протяни руку, висели таинственные звезды и созвездия, о которых рассказывал Курбан. Не они ли влияют на судьбы людей? И какая из них руководит его, Атагельды, действиями, предопределяет его судьбу?..

Старик ловко разгреб угли, подернутые пеплом, и выкатил пропеченные плоды на траву, густо пробивающуюся сквозь палые листья.

Пища получилась отменной. Они очищали кожуру и ели, обжигаясь, сочную мякоть. Курбан и Атагельды привыкли, что плоды каждый раз имели другой вкус, причем именно такой, какого тебе хотелось.

– Нас, наверно, скоро забудут в кишлаке, – негромко сказал Атагельды.

– Мы там не нужны, – откликнулся Курбан. – А дом наш и кузницу, неверно, конюшней сделают…

– Сколько же нам жить здесь, дед, скитаясь в зарослях? – задал Атагельды вопрос, давно мучивший его.

Старик пожал плечами:

– Откуда мне знать?

– Давай вернемся в кишлак, – предложил Атагельды, поднимаясь с земли. – Может, нас примут?

– Едва ли, – покачал головой кузнец. – Слишком по-плохому мы расстались.

Мальчик направился в заросли.

– Ты куда? – спросил дед.

– Жаль, даже баклажки у нас нет, – произнес Курбан и сжал бороду в кулаке, что служило у него признаком нерешительности.

– Хочешь пить? – обернулся и посмотрел на него Атагельды. При свете гаснущих углей лицо деда показалось ему необычно бледным.

– В горле пересохло, – сказал Курбан. – Пойдем поищем воду.

– Я пить не хочу, – ответил Атагельды. – Сходи сам. Колодец здесь недалеко. Вот за этой лужайкой возьмешь вправо…

Курбан продолжал сидеть, скрестив ноги, словно факир.

– Ты что, боишься?

– Боюсь, – признался кузнец и виновато улыбнулся. – Когда-то меня ударило…

– Да когда это было!

– А я до сих пор помню. Так хватило – еле жив остался. А в темноте немудрено задеть ствол.

– Эх, дед, – укорил Атагельды. – Знаешь звезды и знаки Зодиака, а сам темный, как эта ночь. Как люди кишлака.

– Темный, – покорно согласился старый кузнец. – Так проводишь меня?

– Пойдем, – согласился мальчик. Старик поднялся:

– Шагай, я за тобой.

Листья, воздетые, словно ладони, казались вырезанными на фоне неба. Стояло новолуние, и среди зарослей было темно. Мальчик шел безбоязненно, нарочно брался руками за стволы, чтобы показать деду, что опасаться нечего, хотя сердце его при этом и екало.

Колодец открылся перед ними неожиданно. Вода в нем тускло поблескивала, как всегда, на одном уровне. Поверхность жидкости казалась слегка выпуклой. В глубине ее отражалась одинокая звезда.

Курбан пил воду пригоршнями. Пил долго, отдыхал и припадал снова к живительной влаге. Поверхность колебалась, шла кругами, звезда исчезла.

Наконец кузнец поднялся с колен, вытер ладонью капли с бороды.

Внук спросил:

– Вода сладкая?

– Как всегда, – ответил Курбан и добавил: – Знаешь, Ата, каждый раз, как попью из колодца, чувствую себя получше.

Атагельды ограничился тем, что, зачерпнув воды, омыл лицо и руки.

Где бы по зарослям ни бродили кузнец и внук, они неизменно возвращались к самому старому стволу. Так уж получалосы, потому что обычно впереди шел Атагельды, выбирая путь, и к центральному стволу его каждый раз влекло смутное чувство, некий внутренний компас.