Василий Головачев - Заповедник смерти. Повести
Улисс интуитивно понял, что пора уходить. Он осторожно приоткрыл дверь, высунул голову из комнаты — никого, бесшумно выскользнул в коридор. Но уйти не успел: на лестнице послышался шум, топот ног — поднимались трое или четверо мужчин.
На решение оставались секунды. Джонатан, не раздумывая, толкнул дверь соседней каюты — заперта, рядом с ней тоже, напротив — заперта. Господи, неужели никого на всем этаже?
«Как я объясню свое появление здесь, где пахнет криминалкой?..»
Последняя дверь перед лестничной клеткой оказалась незапертой, и, лишь открыв ее, Улисс понял, что попал в каюту Анхелики.
В комнате было темно, кто-то завозился на кровати.
— Кто здесь? Это ты, Рю? — Голос был женским, но принадлежал вовсе не Анхелике Форталеза, врачу экспедиции.
— Не включайте свет, — сказал Улисс, запирая дверь. — Не бойтесь, я не грабитель.
Женщина тихонько засмеялась.
— Я не боюсь, но ведь не каждый день со мной знакомятся столь оригинальным способом, в темноте. — Говорила женщина по-английски со специфическим акцентом. — Вы урод? Или еще хуже — глубокий старик?
Улисс замер, прислушиваясь к гулкому шуму в коридоре.
— Ни то, ни другое, просто люблю розыгрыши и надеялся застать здесь хозяйку. Не будете же вы отрицать, что это комната Анхелики?
— Конечно, не буду. Но Хели уступила ее мне, потому что сама переехала сегодня в лагерь в горах. Так что, если вы разочарованы, мистер альпинист, можете уходить.
— Что? — Джонатан не поверил ушам. — Вы меня знаете?
— Хели предупредила, что вы можете зайти, и сказала, что ждет вас в лагере. Так вы Улисс?
— А вы, судя по акценту, японка.
Женщина снова засмеялась, словно прозвенел мелодичный колокольчик.
— Вы очень проницательны, сэнсэй. Так и будете стоять на пороге?
Шум шагов в коридоре стих.
Улисс нашарил выключатель на стене, вспыхнула лампа на потолке под абажуром в виде китайского дракона.
На кровати, щурясь, сидела молодая японка, миниатюрная, очень красивая, одетая в традиционное кимоно для сна. Тонкий аромат каких-то незнакомых духов защекотал ноздри непрошеного гостя.
— А вы не боитесь, что я могу перейти рамки дозволенного при первом знакомстве? — с любопытством спросил Джонатан.
— Нет, сэнсэй, я с детства владею ниппон-ре.
— Это разновидность карате? — Улисс притворился наивным, прекрасно зная, что такое ниппон-ре: в свое время он прожил в Японии, в префектуре Фукума, почти год.
Женщина зашлась в тихом смехе; японки всегда славились беззвучным смехом, плачем и сдержанностью.
— Это переводится как «умение освободиться от надоедливого мужчины». К тому же сейчас должен прийти мой друг, профессор Токийского университета Рю Сугаито, а он владеет карате в совершенстве.
— Спасибо за предупреждение, в таком случае мне пора откланяться. Как вас зовут?
— Харикара Хоси, профессор биохимии.
— О! И сколько же вам лет? Хотя простите за бестактный вопрос.
— Почему? Я не скрываю возраста, мне двадцать семь.
— И уже профессор?
— Что поделаешь. — Харикара пожала плечиками, в голосе ее проскользнули грустные нотки. — Я многим пожертвовала, чтобы стать ученым, в Японии женщине сделать это очень трудно.
«Как и везде», — подумал Улисс. Хотел спросить, чем будет заниматься в археологическом центре биохимик, но передумал. Попрощавшись, вышел из уютной каюты Анхелики, оставив слегка разочарованную японку ждать своего друга. Поднявшись к себе, тщательно занавесил окно, запер дверь, включил музыку и достал из кармана кассету для японского диктофона «Синити». Размотал клочок папиросной бумаги и обнаружил на нем какую-то надпись таким мелким почерком по-испански, что с трудом прочитал: «Тому, кто найдет. В долину можно попасть через одну из «Чульп» Сильюстани».
«Чульп» Сильюстани», — повторил Улисс про себя и вспомнил странные башни из отлично пригнанных друг к другу каменных глыб. Вот оно как… Вот, значит, каким образом проникли в долину американцы. Но если этот вход теперь закрыт для них, то как же они будут эвакуировать базу в долине? По воздуху? С помощью мотодельтапланов?
Джонатан порылся в вещах и достал магнитофон «Сейко», имеющий гнездо для прослушивания диктофонных записей: японцы — практичный народ и давно унифицировали свою аппаратуру звукозаписи для привлечения покупателей удобством и многофункциональностью. Закрепив наушники, альпинист включил воспроизведение, и глуховатый голос Хуана Карлоса Хонтехоса начал рассказ о лаборатории «Демиург»…
Утро следующего дня казалось обыкновенным.
Улисс умылся, сделал зарядку, позавтракал и в числе двадцати других членов экспедиции погрузился в вертолет, доставивший его в девять часов к подножию Тумху.
Лагерь все еще охранялся полицией, а по его территории слонялся угрюмый майор Барахунда, переодетый в партикулярное платье. На его лице ясно читалось: «А пропади оно все пропадом!»
К удивлению альпиниста, Анхелики в лагере не оказалось. Как объяснил ее коллега, не то врач, не то санитар, она добилась разрешения войти в состав передового отряда и еще на рассвете вместе с альпинистом Нераном и шестью молодцами Косински ушла наверх.
— Теперь они уже, наверное, в долине, — закончил черноволосый врач с неприятным бегающим взглядом.
Джонатан пожал плечами и пошел искать начальника экспедиции.
Косински в белом костюме и широкополой шляпе распоряжался у больших холмов снаряжением, которое надо было в первую очередь перетранспортировать в долину. Ему помогали норвежец Ингстад и француз Гийом Карсак, весело ответивший на приветствие.
— Господин Косински, — отозвал в сторону начальника экспедиции Улисс. — Здесь я вам не помощник, сейчас прибудет Торвилл и проконтролирует подъем основного груза, а мне бы хотелось поработать в долине. С перевала я заметил несколько скал, на которых видны развалины…
— Не возражаю, — кивнул Косински, поняв недосказанное. — Там уже находится ваш коллега Неран, обговорите и прикиньте с ним маршруты, потом обсудим, чему отдать предпочтение.
— Джо! — позвал Улисса Гийом. — Говорят, ты уже побывал в раю? Я имею в виду долину.
Джонатан подошел к французу.
— Скорее в аду. Жарко и душно, как в настоящей сельве, разве что не хватает сырости, а так — дикая амазонская сельва. Честно говоря, больше люблю работать в климате альтиплано, но, если хорошо платят, могу и в аду.
— Я тоже. — Гийом засмеялся. По натуре он относился к холерикам: был нетерпелив, иногда резок, склонен к риску, обладал быстрой речью и выразительной мимикой. Недаром говорится, что холерик симпатичен только при наличии высокого интеллекта, а Гийом Карсак был именно таким человеком.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});