Александр Громов - Запретный мир
Соседи задали обидчикам хорошую трепку. Битва на Полуденной горе была проиграна, вождь погиб. Пришлось оставить селение врагу, бросить все и спасаться в горах. Чародей Орр открыл Дверь и звал на помощь. Но соседи в тот раз не имели намерения захватить чужие земли, ограничившись угоном стад, грабежами и убийствами. Детей Скарру удалось спасти, но жена, ясноглазая Ильма, не убереглась от стрелы…
Он был еще молод и полон сил, не прошло и года, как он взял себе новую жену, но не нашел с ней прежнего тепла и сытости души. Со временем он стал проситься в дозорную службу, нередко проводя в ней две, а то и три смены подряд.
Он полюбил охранять Дверь. Мало какому воину нравится целый день стоять столбом и беречь то, чего не видно, – а ему нравилось. Он привык к одиночеству и сам искал его.
Однажды, поборов страх перед колдуном, он подсмотрел, как Орр ищет и открывает Дверь ради совета с такими же, как он, кудесниками из других миров. Оставшись один, Скарр попробовал сам найти Дверь. Зачем – он не знал. Наверное, просто от скуки.
Он не только нашел Дверь, но и сумел ее открыть. Конечно, он попался на глаза кому-то из смежного мира, и, конечно, Орру стало обо всем известно. Не дело разбрасываться теми, кто обладает редким умением, доступным лишь природному чародею, и Скарр был взят в оборот. Он стал младшим учеником Орра – при том, что «старший» ученик был моложе его на шесть лет. Ему просто не оставили выбора.
Скарр пережил всех – свою вторую жену, Орра и его ученика, детей, умерших во время мора, двух внуков. Побелела, затем полысела голова, спадающую на грудь бороду навеки припорошил снег. Мало кто из соплеменников доживал до внуков – а он дожил до правнуков! Он пережил трех вождей. На его совести нет проступков ни перед племенем, ни перед Договором. Много лет он оберегал свой народ от напастей, и его слово на совете весило немногим меньше слова вождя. Завидная, редкая доля…
Сама ли Земля сжалилась над стариком или утекающая прочь жизнь сделала последнее усилие, пытаясь задержаться в немощном теле, то не дано знать простому смертному, да и не надо. А только этим ясным, как взгляд ребенка, утром Скарр открыл глаза.
– Юмми…
Тих шепот, но девушку словно подбросил кто-то – крутнулась на месте, охнула, кинулась к старику.
– Дедушка, родненький…
Словно маленького, она гладила его по голове, сглатывая слезы, и все повторяла, повторяла без конца:
– Дедушка, дедушка…
Редкие снежные усы старого чародея шевельнулись, пергаментные губы дрогнули – Скарр пытался улыбнуться.
– Вот так… внук. – Он закрыл глаза, словно засыпая, но губы, как будто живущие отдельной жизнью, разомкнулись снова. – Пора. Жаль…
Юмми уткнулась лицом в высохшую ладонь старца. Хотелось заголосить по-бабьи, мешая слезы с заклинаниями, упросить предков не забирать дедушку так рано… Нет, нельзя!.. Даже умирая, дедушка назвал ее внуком, а не внучкой. Не себя ему жалко – жалеет он, что уходит, не успев передать ей на глазах всего племени таинственную силу чародейства, ту самую, которой Мать-Земля наградила когда-то первого кудесника, без которой, как верят соплеменники, чародей не чародей…
Трудно кудеснику назвать своего преемника против воли вождя, но в былые времена такое случалось не раз. Теперь – вряд ли удастся. Прикажет Растак – и никто не придет в жилище колдуна, чтобы отнести умирающего к Священному камню, не соберется народ на обряд, не приветствует дружным криком жертвоприношение, когда молодому чародею будут отсекать мизинцы… Но воля умирающего высказана одним-единственным словом, и Юмми поняла: вождь вождем, Ер-Нан Ер-Наном, а ей по-прежнему быть не девушкой, а подростком. Так надо. Ослушаться умирающего – прогневить предков.
– Дедушка, не уходи…
И снова шевельнулись бескровные губы:
– Чужаки… убиты?
Одного слова «да» хватило бы Скарру, чтобы умереть спокойно, и какие-то духи, то ли добрые, то ли злые – сразу не разберешь, властно шептали Юмми: солги! солги! Предки простят, и дедушка угаснет без горечи в сердце. Неужели так трудно солгать во благо?..
– Нет…
Глаза Скарра открылись вновь. Но теперь в них не было мирного спокойствия умирающего. И не бессильная растерянность, а страх, гнев и настороженность заставили разжаться дряблые, с кровавыми жилками веки колдуна, и блеснули из-под век опасные молнии. Таких глаз не бывало у умирающих. Так смотрят бойцы на стократ сильнейшего противника.
– Ты… не сделала того, что я велел?
Не было сил выдержать пронзительный взгляд. Повесив голову, Юмми замотала головой.
– Где чужаки? – И слабый голос стал тверд, как медь.
Путаясь в словах, часто всхлипывая, Юмми повела рассказ о том, как рьяно бежали по следу воины Земли и Волка, как напоролись на засаду крысохвостых, как лежать бы всем в чужой земле, если бы остатки отряда не спас могучий чужак с невиданным оружием, как она и Хуккан обманули Волков, уведя двоих пришлецов у них из-под носа, как сам собою вспыхнул огонь на волшебном оружии, как, наконец, не дойдя до селения, заметили неладное на Двуглавой и, вмешавшись в битву, сумели отбить Дверь. И как бежали с Двуглавой враги…
– Людей побито много? – проскрипел Скарр.
– Нет, деда. Крысохвостые убили больше. Хуккан потом сказал, что Вепри дрались вполсилы – видно, не ожидали…
Она не поверила своим глазам – губы старика кривились в злобной усмешке.
– Значит, богатырь Вит-Юн? Этого я и боялся…
– Чего, дедушка? – встрепенулась Юмми.
– Ничего. Стало быть, теперь оба живут у нас? – Юмми виновато кивнула. – Понятно… И что делают?
– Много едят и пьют пиво.
– Тогда еще полбеды. Больше ничего?
Юмми всхлипнула.
– Еще… учат наших воинов… особенно Юр-Рик. Уже третий день. Вождь велел.
Скарр замычал, как от зубной боли. Юмми зажмурилась, чувствуя себя маленькой и несчастной. А когда открыла глаза, ужаснулась: мучительно стиснув зубы, без звука, без стона старик пытался встать!
– Не надо, дедушка! Лежи… Только скажи, что надо сделать, я мигом! Хочешь, дам попить?..
Скарр оттолкнул ее руку и, царапая четырехпалой рукой закопченные бревна стены, медленно-медленно сел на постели. Потянул одеяло из шкур на зябнущие, в узлах навсегда вздувшихся вен тощие ноги.
– Нет… Пусть сюда придет Растак. Поди позови.
Кому пришло бы в голову сказать, что теперь вождь вряд ли пожелает явиться к колдуну? Юмми опрометью выскочила из землянки и только на свету, ахнув, запахнула кожаную накидку, потуже затянула на груди ремешком. Быстро огляделась по сторонам, словно замыслила лихое. По счастью, никто не мог ее видеть, никого из соплеменников не было поблизости ни по ту, ни по эту сторону ручья.
Растака она нашла в кузнице – вождь смотрел, как возле гудящего горна идет ковка мечей из лучшей меди, сплавленной с толикой свинца, молчал, не мешая мастерам лишним словом, и само его присутствие здесь действовало лучше всяких окриков. Размеренно и звонко били молоты, огненно-кроваво рдела полоса меди. Все было как всегда, только прежде вождь не имел обыкновения стоять у мастеров над душой, да и меч получался какой-то уж чересчур длинный – локтя в полтора, а то и более…
Против ожидания, Растак сказал, что сейчас придет. Наверное, по красным глазам «мальчишки» понял: отходит Скарр… Понял – и ошибся.
Юмми бегом вернулась в землянку – надо успеть одеть дедушку, не годится чародею говорить с вождем абы в чем… Даже без посторонних глаз не годится. Но что же это получается: дедушка встал? он не умрет? Неужели она, Юмми, своим дерзким ослушанием сумела отогнать от дедушки смерть?.. Или сама Мать-Земля помогла осилить болезнь? Юмми всхлипнула на бегу, не пряча слез радости. Дедушка, родненький, прости меня! Прости, но, если надо, я ослушаюсь тебя еще раз, ты только не помирай, ты живи…
Не в перешитую на привычный людям Земли манер нарядную кухлянку, в каких после битвы с плосколицыми щеголяло почитай полплемени, – в парадный балахон чародея, надеваемый лишь в особых случаях, спеша, обряжала Юмми Скарра, повинуясь скупым словам, а больше жестам. В руки дала изогнутый костяной посох из зуба сказочного зверя, чтобы не умалил кудесник достоинство, цепляясь за стену. Роговым гребнем расчесала на две стороны редкие волосы, оправила снежную бороду старика, впопыхах метнулась было за разрисованной маской, но замерла, поймав в глазах дедушки насмешливое отрицание. И то верно, совсем ума лишилась: не на сходку племени собрался колдун, а вождя страшной харей не проймешь…
Растак вошел со скорбной миной, и надо было видеть, как удивился он, увидев сидящим того, кого ожидал увидеть испускающим дух! Впрочем, удивление мгновенно сползло с лица вождя, едва сумрак жилища позволил ему различить насупленные брови колдуна.
Вжавшись в угол землянки, Юмми видела: вождь сразу понял, о чем пойдет разговор.
– Ты звал, старик? – Он поискал глазами, где сесть, и устроился на деревянной колоде возле очага, отшвырнув ногой хворост. – Я пришел.
