Владимир Григорьев - Паровоз, который всегда с тобой

Один, уже штатский гражданин, конечно, как выяснилось, отставной железнодорожник, под видом пенсионера внес с экрана звучное предложение раскошелить фонд милосердия потерпевшим от зернобобовых на перепутье Бухара- Париж, от аналогичной перепрелости в элеваторе под Воронежем, а машинистам закатить восклицательный монумент, как Джону Кейси штатнику. Гуманность подобного жеста пассажиры отрицать не смели. Даже у подошв обронзовевшего Пушкина на Тверской и поминальные календы городят ящик для подаяния. Сам Пушкин, конечно, не дотянул бы до дела с Дантесом, застрелился бы от позора и дело с концом, вызнай он от благонадежной гадалки, что обречен побираться с того света — он, невольник чести! Рукописи пожег бы. Но в чести иные декорации, другие катастрофы. Прохожие ворчат на Опекушина, что не сообразил сразу предусмотреть в чугунном литье цоколя нишу с чугунной щелкой, а мы теперь присоединили бы к щелке флейш-сумматорас кабелем к бегучему табло на «Известиях» для афиши кто и сколько подал, а по ночам в банк, в банк, в банк! Каково!

Пассажиры одумались от почетного субсидирования зернобобовых прецедентов, выслушав одного своего сотрудника ЦСУ, Он подавил сомнения чисто статистически:

— Пути господни неисповедимы, вот кредо верующих в Господа путейцев. Верующих, правда, единицы, зато все остальные предельно суеверны. Но тоже на платформе этого кредо. Да как не впасть в ересь суеверия, когда на их божественных путях дня без катастрофы не происходит. ЦСУ ничем помочь не может, хотя требуют. На каждый случай нам, профессорам, счет открывать, так даже Госбанк лопнет от злости. Путаница! Посему: закрыть глаза на частные катастрофические недоразумения, а скинуться разом в фонд всеобщей катастрофы МПО в годовом исчислении или пятилеткой. Отпадают затраты на 365 монументов в год, и даже на один всеобщий, поскольку таковой уже воздвигнут сиятельный дворец министерства! Иначе у каждого лопнет сембюджет, сами по миру пойдем. Кто «за» — раз, кто «за» — два… Принято!

А что прошумевший, как ветвь, полная цветов и листьев, тепловоз ПТУ-104? На правах фантома он загулял по колеям неохватной периферии, объявил стране вечное движение броуновского толка. Мелькнет — сгинет, ау-у! Этот Агасфер шустро оброс противоречивыми легендами, неопровержимыми слухами, так что хозяева рельсы и шпалы почитают его проделки подобно лендлордам, которые не видят настоящего истемблишмента в родовых замках без баловства реликтовых предков.

— Летучий Голландец! — ахнул Замкомпоморде (зам. команд. по морск. дел.) на запрос изящного зав. отд. «Катастроф и недоразумений», — Мать честная! У нас такой всегда, а у вас теперь. Наука, между прочим, не запрещает факта этого международного явления, поскольку не причиняет ущерба. Реальной пользы, впрочем, тоже кот наплакал. А уничтожить — ну, что же уничтожить пытались, но не получается даже залпами главного калибра.

— Вот-вот, будьте ласковы отпротоколировать эту точку про Голландца с главным калибром гербовым отношением. Нам крепкий документ выйдет под списание тепловоза и командировку круизом в Париж. Для органов госприемки.

Раздражал дуализм диалектики интеллигентствующей общественности, финты и уклонения от добровольного налога на каждый отдельный случай путевой прорушки.

— С паршивой овцы сена клок, — согласовались, наконец, в капризных верхах желдоровцев. — Примем с двурушников единым взносом. Но уж целиком на свое усмотрение! Дешево еще откупились. А ведь всемирные профессора, балерины, доценты, строкогоны, Шекспиры, офтальмологи, оперные исполнители, адвокаты и следователи — народ гонораристый. Правильно в очередях возмущаются, что на них прежней управы нет!

Ну, а для пресечения роста путаницы слухов пришлось власть употребить. Чтобы успокоить очевидцев, засекших летучий паровоз там и сям, смех один, еще до изобретения тепловоза. Заболтали, что это объявился бриллиантовый бронепоезд батьки Махно с анархистами из ВИКЖЕЛя, по другим свидетельствам свитский поезд гетмана Скоропадского при гайдуках, не то барона Врангеля с вагон-рестораном. Не наш же бронепоезд, наши все — на запасном пути!

Лепет этот разом прекратили посредством широкой гласности, неоспоримо предав ей секретные документы о стратегическом перекрестке на углу Бухары с Парижем, в частности, ходатайство таможни «Здравствуй-и-Прощай» об экстренной присылке бермудского треугольного шлагбаума в целях проведения следственного эксперимента с приложением линейной телеграммы потомственного Ятя, с почетом отправленного на заслуженную инвалидность. Путейцы даже горько обиделись: причем тут батька или фон-барон, когда они и только они, сожители последней современности, дали самый зеленый свет очередному чуду природы, равносильному по масштабам маракотовой стихии океанов.

Перед парижанками и парижанами, однако, разобрались не вдруг. Продолжать ли на них обижаться за неувязку дизельхода, то ли приносить извинения и экивоки? Ладно, вынесли вердикт: Париж — для парижан, сами разбирайтесь. У них там всегда праздник, который с собой, а у нас от их рикошета тоже оживленье Божьей милостью, пускай скандальное сперва, с треском увольнений и фейерверком выговоров, зато одарившее каждого из нас трепетным мифом, бодрой легендой сиюминутности, чертовски душевным образом паровоза который всегда с тобой!