Иван Валентинов - НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 15

Ему лишь показалось, что он умер. Ему лишь показалось, что он лежал в крови. Все было иначе. Он уснул. Крепко, без сновидений. Под ним была не кровь, а вода. Теплая, как живое тело. Крови Егоров потерял немало, когда убийца волок его в овраг и приваливал сучьями. И рана была глубокой, почти смертельной, хотя лезвие ножа и не задело сердце. Алексей неминуемо погиб бы, не брось его Зыбин на этом пологом глиняном склоне, по которому медленно стекала влага, заживляющая раны. Егоров пролежал здесь без сознания несколько часов. Кровь уже давно перестала течь и рана затягивалась. Нужен был покой, нужен был глубокий сон, чтобы целебная влага довершила начатое дело. Егоров спал…

Он спал очень долго. Солнечный луч пробился сквозь листья деревьев, сквозь сучья, которыми был завален Егоров, и осветил небритую щеку. Алексей открыл глаза. Он увидел у самого своего лица сухие ветки, с которых клочьями свисала кора, а выше чуть трепетали листья, и в просветах между ними голубело небо. Все было настоящим, такое не привидится ни во сне, ни в бреду. «Значит, я не умер, — подумал Егоров, — так что же со мной? Где я?» Он попробовал шевельнуться: тело слушалось, в груди болело, но не сильно, вполне терпимо. Алексей осторожно раздвинул сучья и огляделся — никого… Он выбрался из-под груды хвороста. «Овраг… Самое дно. Мы шли вдоль оврага. Он был рядом, потом отстал. А потом был удар в спину, боль, перехватившая дыхание, лишившая сознания. Значит, он меня ножом в спину… За что? Свой же парень, коммунист… А откуда я знаю, что действительно свой и коммунист? Документы мы друг другу не показывали. Документы!». Егоров обшарил карманы — пусто. Ни документов, ни нагана, ни денег. Самое страшное — не было и партийного билета. «Т-а-а-к… Напоролся я, значит, на вражину. Надо скорей в гепеу, в райком. Ох, и взгреют меня, недотепу…».

Егоров шагнул было вверх по крутому откосу, но слабость охватила тело, голова закружилась. Он ощутил невыносимую жажду. Огляделся, ища воду. Перед ним в ярко-красной глине было небольшое углубление, наполненное влагой. Он зачерпнул горстью. Вода оказалась почти горячей. Егоров выплеснул ее с отвращением — ему бы сейчас ключевой или колодезной, чтоб от холода заломило зубы… Хотел уйти, но что-то удержало его. Алексей наклонился, наполнил теплой водой пригоршню, отхлебнул глоток. Вкус был неожиданно приятным, с чуть заметной кислинкой. Еще глотнул, еще…

Потом стал на колени и начал тянуть губами воду из углубления, как из миски. Отрывался, чтобы перевести дух и снова пил. С каждым глотком он отчетливо это чувствовал — в него вливались силы, дыхание становилось ровнее и глубже, зрение острее, слух тоньше. И даже сознание яснело, мысли приобретали большую четкость и стройность. Наконец, Егоров решил: хватит. Выпрямился. Движения его были легки и уверенны. Он чувствовал себя совершенно здоровым, сильным и бодрым. «Ну и водичка, — подумал Алексей, прямо-таки влага жизни. И вот ведь чудо: сколько пил, а в животе никакой тяжести. Простая вода бултыхалась бы, как в кувшине, а тут хоть снова глотай. Куда же она подевалась? Нет, это дело непростое…».

Он внимательно приглядывался к созданной природой чаше, из которой только что пил, и ко всему вокруг. Его поразил цвет глины, по которой стекала «влага жизни». Глина была не красновато-коричневой, а почти алой. Такой Егорову видеть не приходилось. На самой глине ничего не росло. Узкий треугольник поднимался, как язык пламени, вверх по склону метра на три. А вокруг стояли растения невиданных размеров. Папоротник вытянулся в высоту метра на полтора, а стебли были в два пальца толщиной. Алексей едва узнал кислицу: ее листья не уместились бы и на тарелке, а обычно они едва могли прикрыть спичечный коробок. «Он потому меня и заволок сюда, что здесь такая гущина… на мое счастье заволок…» Егоров снял пиджак и увидел, что вся спина залита кровью, а с левой стороны материя прорезана. Рубашка выглядела еще более устрашающе. Алексей заложил руку за спину и стал осторожно нащупывать рану. Но раны не было, пальцы скользнули по гладкому рубцу ниже лопатки. Он шагнул к ручейку, умылся. Потом возвратился к алой глине, зачерпнул «влаги жизни», вгляделся. Она сначала показалась синеватой, потом бледно-бирюзовой, и в ней то появлялись, то исчезали узкие золотистые ленты — прозрачные, как сама вода.

«Наверное, в темноте все светится… И краски ярче», — подумал Алексей. Он взглядом искал какие-нибудь приметы, чтобы лотом безошибочно найти это место. Но овраг был как овраг — кусты, деревья, трава. Все же Егоров увидел выше, на самом краю три березы, росшие из одного корня. «Вот от них — прямо вниз. Ладно, вылезу, — найду что-нибудь у дороги, камень положу или хоть палку воткну. Я вернусь сюда; обязательна вернусь». Откуда было знать Алексею, что вернуться он сможет лишь спустя годы.

…Наступил вечер, когда Егоров выбрался из оврага. Алексей поискал и вскоре нашел камень — здоровенный, пуда на два с лишним, «Не подниму, пожалуй. Катить придется. Ничего, десяток шагов». Но попробовал и поднял без труда, даже на плечо взвалил. «Ого, силенки такой у меня никогда не было…» Камень ухнул на землю, примял высокую траву. Что-то блеснуло. Егоров вытащил из путаницы стеблей большой тяжелый нож. Ребристая рукоятка была выточена из твердого, как кость, березового наплыва[1]. Лезвие искусной ручной ковки хищно изгибалось. Нож был остер, как бритва, и совсем не тронут ржавчиной. Но на лезвии явственно виднелись следы крови.

«Вот этим он меня, — подумал Егоров, — а потом обронил второпях…» У дороги рос лопух. Алексей сорвал два больших листа, обернул находку и положил в карман. …Если бы Егоров вошел в городок тремя часами раньше, то он наверняка встретил бы Зыбина и был убит второй раз — наган действовал исправно. Но Алексею повезло. Зыбин уже уехал.

Райком партии по позднему времени был закрыт. Егоров отправился в райотдел ОГПУ. Дежурный — молодой парень неприметной наружности с воспаленными от бессонницы глазами — выслушал его рассказ очень внимательно, кое-что записал, мельком глянул на нож и положил оружие в ящик стола.

— Да… Тут мне многое непонятно… Ну, не в том дело. Ты вот что, Егоров, шагай сейчас, отдохни, поспи…

— Куда шагать-то?

— А, ты же приезжий… Вот задача… Ага, вспомнил: тут неподалеку живет тетка одна. Вдова, с дочкой. Так она пускает постояльцев. Ты скажи, что я просил. Коноплев. Она меня знает. Да, у тебя ж и денег нету…

Дежурный полез в карман и вытащил мятую трешницу.

— Держи. Да бери, вернешь по прошествии времени… А завтра с утра сюда. Тут народ подойдет наш, займутся с тобой и разберутся, как положено. Понял?