Эдгар Пенгборн - Зеркало для наблюдателей

— Вряд ли. — А хотите пари?

Дрозма потянулся к примитивному телефону устаревшей конструкции:

— Как вам угодно! У вас нет шансов на победу. Даже если я пошлю другого Наблюдателя. — Он покрутил ручку. — Не имеет значения, кого я пошлю, Намир. Вам предстоит борьба не с Наблюдателем. И не со мной. Ваш реальный противник — сам Анжело.

— Конечно-конечно… Ну и телефончик! Такие войдут в моду не ранее, чем на следующей неделе!

— Мы изобрели телефон всего лишь в прошлом веке, в восемьсот тридцать четвертом, — заметил Дрозма. — Когда Белл независимо от нас придумал эту чепуховину в восемьсот семьдесят шестом, он не остановился на достигнутом. А его преемники пошли еще дальше. К счастью, мы не нуждаемся во всех этих излишествах, наш девиз — простота. Тем не менее, нам пришлось ждать, пока люди проведут свои линии к северу от Виннипега. В результате у нас появилась возможность говорить с другими нашими Городами. Теперь даже вы можете позвонить нам… э-э… неофициальным порядком. У нас есть постоянно живущий в Торонто Коммуникатор, но, к сожалению, я лишен возможности назвать вам его имя. Алло!.. Алло!..

Намир хихикнул. Дрозма посетовал:

— По-видимому, оператор в созерцании. Впрочем, неважно. Я всегда могу позвонить еще раз. Вы знаете, Намир, я завел это… э-э… хитроумное устройство только потому, что мне стало тяжеловато прогуливаться. Я ведь не люблю такие вещи. Я… Алло!.. Наконец-то!.. Спасибо, любезный, храни вас закон! Если у вас есть время, не могли бы вы передать, что я хочу видеть Элмиса?.. Да, историк. Он, вероятно, в библиотеке или еще в музыкальном кабинете. Я не помню, закончилось ли уже его время занятий музыкой… Спасибо дорогой! — Дрозма осторожно положил пухлыми пальцами трубку на место и неодобрительно произнес: — Хитроумное устройство!..

— Вряд ли удастся дождаться, пока вы дорастете до радио.

— Радио? — Дрозма добродушно улыбнулся. — Почему же? У нас есть отличные приемники с тех пор, как человеческие существа изобрели их. Конечно, мы не имеем права транслировать радиопередачи, но вполне можем слушать их… Кстати, неужели вы забыли нашу историю? Ведь радио было известно на Сальвае. Оно было одним из тех маленьких технических приспособлений, от которых наши предки отказались — я думаю, вследствие отсутствия в них существенной надобности в первые века, проведенные на этой убогой планете. Вы никогда не задумывались о тех временах, Намир?.. Потрясение, одиночество, отсутствие всякой надежды на возвращение… Даже если бы Сальвай не был гибнущей планетой. Исключение составили лишь амураи, отгородившиеся от здешнего мира стенами своих подземелий. Мы же отвергли подземную жизнь, хотя в конце концов и нам пришлось согласиться на нее. А каким тяжким испытанием стала адаптация! История рассказывает, что до первых успешных родов прошли две сотни лет, да и после этого матери чаще всего умирали. Это была эпоха великих испытаний!

— У истории мертвый язык, Дрозма.

— Не могу согласиться с вами. Ну да ладно, наши математики изучают человеческое радиовещание. Математика выше моего понимания, но я уверен, что радио — чрезвычайное благо.

— Такое же благо, как рвотное. Пока мы ждем вашего неторопливого оператора, вас не заинтересует мой совет?

— Конечно. Телевидение — тоже благо. Черт возьми, я без ума от телевидения!.. Вы собрались что-то сказать?

— Направляясь сюда, я посетил шесть поселений северной Манитобы и округа Киватин. Поселения появились уже после того, как я был в этих местах в последний раз, то есть позже девятьсот двадцатого года. Все это время ледяной купол тает. Вы теряете арктический щит. Меня эта информация не касается, но, думаю, вам она покажется интересной.

— Спасибо. Наши Наблюдатели следят за процессом изменения климата. Сооружение водного шлюза будет закончено раньше, чем мы окажемся перед необходимостью ликвидации наземного входа. Кстати, вам известно, что земная химическая промышленность почти готова к производству целых поселений типа оранжерей? Их размеры обуславливаются исключительно соображениями удобства. Так что через несколько десятилетий по всей Арктике возникнут целые поселки, практически не зависящие от климата. А через век население Канады, возможно, превысит население Штатов, если к тому времени оба государства не станут единой страной. Лично я этому рад… Входите, Элмис!

Элмис оказался длинноногим, стройным и сильным. Цветом кожи он был очень похож на представителя земной белой расы. Давняя хирургическая операция сделала его лицо и руки абсолютно человеческими. Каштановые волосы и искусственный пятый палец на руках за двести лет стали неотъемлемой частью его тела. А четырехпалые ноги — если бы ему пришлось оказаться босым — скорее всего были бы восприняты людьми как редкое, но вполне возможное уродство.

— Элмис! — сказал Дрозма. — Я сожалею, но приходится отрывать вас от работы, которая вам так нравится. Я знаю, что вы не собирались впредь покидать Город в качестве Наблюдателя. Однако ваша квалификация выше, чем у кого бы то ни было, и я не могу поступить иначе… Это Отказник Намир.

Элмис сказал по-английски:

— Мне кажется, я помню вас.

Голос его был неотличим от человеческого.

Намир рассеянно кивнул.

— Вы вернулись к нам? — спросил Элмис.

— С чего вы взяли! Я просто проходил мимо и должен следовать дальше. Так, причуда… — Намир повернулся к старику. — Кстати, Дрозма… Чтобы сделать наше пари интересным, вам не мешало бы отдать кое-какие распоряжения. — Он помолчал и добавил: — Значит, говорите, человеческая душа?

— Ну, если допустить, что кто-нибудь способен освободиться от своей души… — начал старик.

— Простите, — оборвал его Намир. — Мне вдруг показалось, что вы претендуете на роль Господа Бога. — Он застегнул клапаны своей одежды. — Пока, детки! Держите ушки на макушке!

Элмис с удивлением посмотрел ему вслед, уткнул голову в колени и погрузился в размышления.

Так прошло некоторое время. В конце концов Дрозма шумно вздохнул:

— Фактор времени, Элмис! Я вынужден прервать ваши размышления. Имя Бенедикт Майлз вас устроит?

— Майлз?.. Да, прекрасная анаграмма.[6] Это срочно, сэр?

— Может статься… Человеческие дети взрослеют быстрее, чем мы пишем стихи. Ваша работа на такой стадии, что вы не можете оставить ее?

— Мою работу способен продолжить любой.

— Расскажите-ка мне о ней поподробнее.

— По-прежнему прослеживаю процесс развития нравственных концепций. Стараюсь продраться сквозь пену конфликтов, войн, переселений, социальной неоднородности и идеологий. Я перечитывал Конфуция,[7] когда вы меня вызвали.