Василий Купцов - Шуточка Генриха, или яйцерезка

— Зачем ты звал меня, жалкий смертный? — сказал я шипящим голосом. Грозным голосом я говорить бы не смог, потому как давился со смеху.

— Этот человек, — Генрих указал на Каро, продолжавшего стоять в углу, как провинившийся мальчик, — хочет заключить с тобой договор.

— Прекрасно, — сказал я и жестом фокусника вытащил из рукава свернутую в трубочку бумагу, положил ее на стол, развернул, — не будем терять время. Здесь готовый типовой договор. Уже все написано и мною подписано. Остается расписаться.

— А условия? — спросил ошеломленный Каро.

— Все условия записаны, остается вписать желание.

— Как, одно?

— А ты, что думал, три, что ли?

— Так обычно бывает три желания, по крайней мере...

— Я тебе не джинн какой! — продолжал шипеть я, — если тебе нужно три желания — отыщи амфору с джинном, открой, выпусти джинна и — вперед с песнями! А мне некогда с тобой тут возиться, или ты подписываешь договор, или больше меня не увидишь.

— Ну, а условия?

— Знаем мы эти условия! Каждый норовит обмануть бедного черта. Я теперь только сам договора пишу, заранее. Будем сделку заключать?

— Да, — промямлил Каро, — но хотя бы одно желание у меня есть?

— Говори свое желание, я сам впишу.

— Я хочу стать мужчиной, — сказал, заикаясь, Каро.

— А ты что, баба, что ли?

— Нет, просто у меня кое-чего не хватает.

— Разденься и покажи!

После чего я напялил очки на свой страшный, горбатый, с бородавками нос и начал рассматривать оголившегося Каро, приговаривая время от времени “Да-с”. Генрих рассказывал потом, что я несколько перестарался, утратил свой грозный вид и стал сильно смахивать то ли на лекаря, то ли на ученого. Впрочем, оценить комизм сцены смог только мой приятель, Каро было не до шуток, он дрожал всем телом, стоя со спущенными панталонами перед самим Сатаною.

— Что ж, вполне излечимо, — заключил я наконец, — вписываем, что требуется антикастрация?

Каро долго моргал глазами, потом до него, наконец, дошло и он кивнул головой. Я вписал что-то в договор и предложил подписать его. Надо отметить решимость парня — он сам спокойно сделал себе надрез, окунул перо прямо в рану и расписался на моем документе. Я тут же свернул его и спрятал. Мне стало вдруг немного жалко объект нашей с Генрихом шутки, ведь для него все это было на полном серьезе.

— Выпьешь половину, а другой половиной помажешь, где нужно! — я извлек из другого рукава флакончик и поставил на стол. Зелье мне дал Генрих. Что он туда намешал, я не знаю. Вернее, догадываюсь об одном компоненте, но, пожалуй, лучше промолчу...

После этого я встал в центр пятиугольника, погрозил пальцем Генриху и со словами “я еще до тебя доберусь” растворился в воздухе. Материализовался я в соседней комнате и сразу приник к смотровому отверстию.

Каро пытался быстро одеться. Генрих подошел между тем к столу, взял флакончик, начал разглядывать, вынул затычку, понюхал, сделал вид, что собирается попробовать.

— Не тронь, это моё! — истошно завопил Каро, бросился к Генриху, выхватил флакончик, но запутавшись при этом в спустившихся до колен панталонах, грохнулся на землю. Успев схватить ртом флакончик, между прочим. Этакий хваткий паренек!

Высосав почти все содержимое, Каро начал с остервенением мазать себя в известном месте, потом немного успокоился. Генрих подошел поближе, наклонился и начал рассматривать у певца между ног. На носу у него уже пребывали те самые очки, которые я позабыл на столе.

— Интересно, как быстро они будут отрастать? — спросил Генрих самого себя, наморщив лоб и придав при этом себе голос и осанку ученого мужа.

По всей видимости, процесс прошел быстро и уже на следующий день великого тенора видели в кампании сразу троих девиц. На лице у него отражалось прямо-таки райское блаженство. Согласно сообщениям Генриха, устроившего маленькое наблюдение за Каро, он выходил из дома лишь для того, чтобы привести очередную поклонницу. Во разбаловался!

Ну, это была самая скучная часть рассказа. А дальше случилось то, на что и рассчитывал мой злой приятель. Скандал произошел в конце той же недели, в опере. Догадался? Великий тенор вышел на сцену, открыл рот, захрипел, а потом еще и запел... басом!

Что творилось в театре! Вернее, что только не летело в бывшего кумира. Каро моментально оказался весь в моченых яблоках и тухлых яйцах. Дамы визжали, чуть ли не плевались. Хозяин театра тут же, за кулисами, подошел за кулисами к Каро и объявил, что тот больше никогда не будет петь в его театре ...

Вернувшись домой, бывший великий тенор обнаружил, что лишился не только славы, но и женщин. Да, да, все его поклонницы прямо-таки испарились. Ведь они любили в нем великого артиста, купались в лучах его славы. А поскольку купаться стало уже не в чем, они отправились искать другой водоем. Так Каро впервые за эту неделю улегся спать один. На следующее утро к нему явились кредиторы. Этот удивительный народ все чует — стоило распространиться слуху о фиаско Каро в театре, как они тут же кинулись проверять его кредитоспособность. Да еще и оба дома оказались на поверку заложенными, а закладные не выкупленными. Раньше Каро никакого внимания на обращал на свои денежные дела, любые бреши легко закрывались теми суммами, которые первый тенор Европы получал за свои выступления. А сейчас денег не было. Он кинулся было к прежним друзьям, покровителям, меценатам. Все двери оказались для него закрытыми.

Что было делать? Ведь неожиданно за пару небольших предметов, болтавшихся сейчас между ног, пришлось заплатить утратой славы, денег, положения в обществе. А что он получил? Ведь женщин как не было, так и нет, только по разным причинам. Раньше — потому что он не мог, а теперь уже они не хотят. Был кумир, да весь вышел. Сейчас он для светских дам — ноль без палочки. Даже на проституток нет денег! И за все это счастье он заплатил еще и своей бессмертной душой...

Генрих выждал некоторое время, а потом заявился к бывшему великому тенору, а ныне никому неизвестному басу прямо домой. Прислуги уже не было — по отсутствию денег отсутствовала и прислуга. Генрих ввалился прямо в спальню Каро. В руках мой приятель держал большие ножницы, коими весело пощелкивал.

— Я нашел решение всех твоих проблем! — заявил он с ходу.

— Как это, что это... — забормотал разбуженный и еще не пришедший в себя Каро.

— Все просто, — сказал, лучезарно улыбаясь, Генрих, — раз, и готово! Мгновенная боль, я это очень быстро сделаю. И уже через неделю ты снова будешь петь в опере!

— Ты что, предлагаешь мне...

— Ну конечно же, — чуть ли не пропел Генрих и попытался стащить с певца одеяло. При этом он продолжал пощелкивать ножницами, которые уже начали приводить Каро в состояние трепета.