Василий Купцов - Шуточка Генриха, или яйцерезка
— Ты хотел со мной поговорить, — Каро смотрел на Генриха с надеждой, — сказал, что это возможно...
— Да, возможно, — кивнул Генрих, — но очень дорого стоит!
— Я готов платить любую цену, — Каро чуть ли не трясся, — у меня много денег, есть два дома, настоящие замки. Сколько хочет твой лекарь?
— Ты не понял, — покачал головой Генрих, — нет никакого лекаря!
— Ты что, посмеялся надо мной?
— Да нет, просто тут не в медицине дело.
— Тогда колдовство?
— В своем роде...
— Я готов на все! — сказал Каро, — пусть будет колдун или ведьма. Пусть назначат цену!
— Увы, не колдун и не ведьма, — покачал головой Генрих, — и оплата не деньгами.
— А чем?
— Посмотри на меня, — сказал Генрих, — я красив и юн, не так ли?
— Да, разумеется, ну и что?
— А то, что мне уже триста лет отроду!
— Не может быть!
Я наблюдал эту сцену из соседней комнаты. Тут мне стало смешно. Генрих, мягко говоря, несколько преуменьшил свой возраст, а ему еще и не верят!
— Я открою тебе свою страшную тайну! — заявил Генрих, — я действительно родился в одна тысяча четыреста шестьдесят втором году. И был очень, очень красивым парнем. Был я богат, умен, образован, всегда со вкусом одевался. И не имел отказов в любовных делах. Ты и представить себе не можешь, сколько у меня было женщин. И мне казалось, что не будет им конца. Только однажды я услышал первое “нет”. И понял, что сам стал старым вонючим козлом, которых до этого так презирал. Человек я был решительный. Нет так нет, и жизнь такая ни к чему. И я решил покончить счеты с жизнью. Самоубийство, конечно, грех. Но, к нашему счастью, существуют еще и дуэли. Я стал заправским дуэлянтом. Бывал не раз ранен, но, увы, не убит. Я стал все больше и больше лезть на рожон. Оденусь побогаче, иду ночью гулять в самый гнусный квартал. А разбойники, гады, так от меня и шарахаются! Тогда пришла ко мне мысль — обратиться к наемному убийце. Но тут начали мысли разные приходить в голову — если я заплачу убийце, за то, чтобы он меня убил, не будет ли это все равно грехом? Тогда я пошел на исповедь к одному священнику. Люди считали, что он святой. И, действительно, никто за ним никогда греха не видел. Чудеса совершал, наложит руки на голову больного — тот и поправится. Бывало, прозревали слепые. А уж сколько припадочных излечил — так и числа нет. Вот пришел я к этому святому и задал свой вопрос. Он поинтересовался, почему я решил умереть до отпущенного мне срока. Я ему все и рассказал. Тогда тот священник и говорит мне, что, как бы я это не делал, все равно на мне грех смертельный будет. И не будет мне прощения от Господа! Тогда спросил я его, что же мне делать. Думал, скажет, покайся, смирись и так далее. А он мне вдруг признался в том, в чем я тебе сейчас признаться собираюсь.
Дело было так. Тот священник, простой монах еще тогда, очень хотел стать настоящим святым. Молился истово, не нарушал никогда никаких запретов и заповедей, все посты держал и плоть исправно умерщвлял. Многих похвал добился. Вот только тех чудес, коими прежние святые славны были, совершать не мог. И потому страдал. Дело разрешилось самым удивительным образом. Явился к нему сам Диавол, да сразу к такому искушению приступил, что и отказать монах ему не смог. А именно? Монах продает свою душу Сатане, а тот его, в награду, делает святым при жизни и канонизирует после смерти! Представляешь? Монах согласился. Написал договор, подписался. И начал чудеса творить... Потом его, действительно, к лику святых приобщили. После смерти.
Вот мне тогда тот священник и говорит — хочешь, познакомлю с тем, кто все твои проблемы решит? Я и согласился. Свел меня тот священник с дьяволом. Тот сразу типовой договор предложил. Ну я там себе долгие годы жизни в юном прекрасном теле вытребовал, чтобы отказов от женщин не бывало, тоже, разумеется. И все это за свою бессмертную душу после смерти, разумеется. Правила требовали, чтобы я сам, своей рукой, тот договор написал. А я стал писать еле-еле, медленно, буква за буквой. Да еще, ошибусь, порву, заново начинаю. Сатана ждать устал, говорит, у меня и без тебя забот полон рот. Я пообещал к следующему утру непременно закончить. Ты, конечно, догадался, что это не зря я дело тянул. Договор я быстро написал. Да место свободное между двух строк оставил немножко, да так, что незаметно было. Потом взял молока и в то место еще несколько слов вписал. Молоком, разумеется. Когда оно высохло, так незаметно стало. На следующий день явился дьявол. Договор прочитал, потребовал, чтобы подпись была моей кровью. Ну я еще постарался, долго подписывал, чтобы нечистый не догадался ни о чем. Подписал кровью, потом Сатана подписался. И сказал, что теперь этот договор уничтожить уже нельзя. “ В самом деле?” — говорю, а сам, якобы чтобы проверить, договор к свечке и поднес. Сатана лишь рассмеялся. А потом, когда увидел, что на договоре еще слова появляться стали, смеяться перестал и в бешенство пришел. Да поздно было, ведь и сам уже подписал. Что дарует мне абсолютное бессмертие...
— Так значит ты продал душу дьяволу? — спросил Каро.
— Да, но вот как он ее получит, если я все время жив буду! А если умру — так ведь тогда будет неисполнение договора с его стороны, следовательно договор можно будет считать недействительным! Да, я имею некоторые завязки с дьяволом, я ему даже душу вроде бы продал, — Генрих усмехнулся, — причем могу помочь в этом деле и тебе!
— Я должен подумать, — сказал Каро.
Думал Каро очень долго, аж до следующего утра. О чем? Кто его знает... Может, мучился над проблемами греха, а может — придумывал хитрость какую. Как, скажем, глупого дьявола облапошить покрупнее? Представляю, какие сны ему снились, если он, конечно, вообще спать ложился. Как черный, рогатый, с хвостом вынимает из-за пазухи голеньких грудастых бабенок, демонстрирует и шепчет сладким голосом: “Отдай душу, отдай душу!”.
Итак, утром Каро заявился к Генриху домой и заявил, что согласен встретиться с нечистым. Но необходимо обсудить некоторые детали. Но об этом он уже будет говорить непосредственно с Сатаной, минуя посредников. А Генриху нужно только свести их.
— Хорошо, сейчас организуем! — обрадовался мой приятель.
— Куда отправляемся?
— Зачем отправляться? — пожал плечами Генрих, — мы его прямо сюда вызовем.
— Что мне для этого надо сделать? — спросил певец.
— Встань в угол и не мешайся!
После чего Генрих нарисовал большую пентаграмму посреди комнаты, сел рядом с ней, скрестив под собой ноги и начал что-то там говорить громким, торжественным голосом. Были ли это кулинарные рецепты тринадцатой империи Дзинь на их родном языке или мой приятель импровизировал — неизвестно, но когда я почувствовал, что процесс мне уже изрядно надоел, я решил откликнуться на зов. Над моей внешностью мы уже изрядно поработали, причем Генрих сработал и за парикмахера (совсем не просто оказалось заставить волосы стоять дыбом — пришлось применить электричество и в таком виде опрыскать специальным лаком...), и черты лица изменял, как считал нужным. Пострашнее, само собой. Потом и костюмчик подобрал. Короче, я был готов. Материализовался я прямо в центре пентаграммы, предварительно запалив пару кусочков серы под каблуками.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});