Олег Котенко - Тернистые дороги времени

Грушницкий оглядел груду металлических обломков, покрученных в жесткие спирали чудовищной мощью, скрывавшейся за толстыми стеклянными экранами. Десятилетний труд пропал, даже не удосужившись сломаться по-человечески: так, чтобы не отскребать его от пола. По крайней мере, чертежи остались и формулы замысловатые, выведенные поздно ночью в желтом свете настольной лампы.

Физик Щеголев сокрушенно покачал головой и отошел в сторону, отдавать распоряжения невесть откуда взявшимся практикантам.

- Вы хоть выключили его? - спросил вслед ему Грушницкий.

- Мы?.. - растерянно переспросил Щеголев голосом первоклассника, у которого на любую шалость одна отговорка: это так и было. - Не успели.

- И что теперь?

Физик неопределенно передернул плечами и повернулся к Грушницкому широкой крахмальной спиной.

* * *

Грушницкий зябко поежился во сне, поудобнее укладываясь на жесткой кушетке под стеной, которую сам принес из дому, дабы иметь возможность лечь передохнуть после утомительного дня или ночи. Кушетка жалобно скрипнула под немалым весом ученого, но покорно замолкла, с трудом удерживая свои составные части. А был ли у нее выбор.

Грушницкому снился сон. Даже несколько снов, поочередно сменяющих друг друга. Сны словно выстроились в очередь и подходили один за другим:

сначала снилась громадная сверкающая установка, сопящая тонкими трубочками и звенящая многочисленными проводами и индикаторами; потом ее место занимал багрово-желтый вихрь, чудом выбравшийся из металлической камеры наружу и теперь крушащий все вокруг; на его место приходила оплавленная дымящаяся развалина, исходящая душным смрадом кипящих растворов.

По спине Грушницкого пробежало полчище колючих мурашек. Оно подняло бунт где-то в блеске высокого лба, галопом промчалось по голове и шее и победно закончило свое шествие чуть пониже спины. Ученый вздрогнул еще раз, скручивая озябшие руки в невообразимый узел, но продолжал спать.

Наконец, на крытой старым шифером - как только еще держится - крыше что-то грохнуло и профессор подскочил на кушетке, разлепляя пальцами веки. Он по-собачьи помотал головой, наводя полнейший беспорядок на и без того взлохмаченной голове, встал с кушетки и уселся за стол.

За окном уже серело и тоскливая панорама, налитая тяжелым свинцовым светом, стала еще печальнее. Грушницкий не первый год обитает в этом кабинете и уже привык к виду, открывающемуся из окна. Обычно, он его и не задевает, но сегодня почему-то послужил отправной точкой для разбега чудовищной депрессии.

Весь мир моментально окрасился в такие же серые тона, кругом разлилась полнейшая безысходность и Грушницкий плотно устроился в хилом кресле смаковать собственные несчастья. Крушение установки сразу выросло в трагедию мирового значения, а в характере каждого из сотрудников проступили нотки тонкого издевательства, насмешки над проектом его, профессора Грушницкого. "И как это я раньше не замечал этого, - удивлялся он, - они ведь десять лет уже смеются надо мной, а сижу уши развесив. Может, это они взорвали аппарат..."

Лицо Грушницкого стало точой копией физиономии хитрого шпиона из какого-нибудь дешевейшего детектива, которыми полны бульвары. Все, приговор коллегам вынесен: все они предатели, заговорщики и последние сволочи.

Нос Грушницкого дернулся и побелел. Что ж так холодно-то!.. Неужели зима пришла на три месяца раньше положенного? Лучше бы зарплату так давали...

Профессор осторожно щелкнул замком и вышел в коридор. Как и следовало ожидать, он был пуст и безмолвен. Даже дежурного не было видно, а это уже непорядок. Грушницкий зашагал по коридору, дергая за ручки двери кабинетов. Все они были заперты, только дверь туалета в конце коридора оказалась распахнутой настежь. Можно подумать, тут есть чем гордится:

осточертевшие кафельные плитки, положенные на цементный раствор, щербатая раковина и три запертых снаружи кабинки. Правда, все чисто, хоть и некрасиво.

В старой лаборатории Грушницкий обнаружил ворох чертежей, среди которых отыскался и его дневник пятилетней давности.

Первая запись, датированная 22 июля 1982 года:

"Интереснейшее открытие, осталось только вывести его в люди. Время...

Что люди понимают под этим словом? Большинство тут же смотрит на часы и пытается объяснить что-то несвязными фразами, а потом махнет рукой, сказав: "А зачем оно надо?". Так что, не знаю, ждет ли меня понимание.

Время... Определю его так: непрерывный поток, цепочка хронологически расположенных событий, каждое из которых служит фундаментом для возникновение следующего. То есть, каждое настоящее мгновение создает последующее и тут же исчезает, и так всегда..."

Грушницкий улыбнулся, читая собственные выводы. Тогда они казались ему сенсационными, а теперь это - проза. Даже Институт построил, между прочим, на собственные деньги: Нобелевская премия, сбережения и, конечно же, спонсоры. То, что сейчас называют спонсорами. Он перевернул еще несколько страниц.

"16 ноября 1982 года. Построена пробная установка и через несколько дней запущена. Она работает! Наверное, даже Попов так не радовался, когда убедился в работоспособности изобретенного радио. Множество выводов, среди которых самый значительный - прошлого не существует."

"7 февраля 1983 года. Установка усовершенствована. Пожалуй, назову ее ДВ-ГВВ - "Дорога времени - Грушницкий Владимир Васильевич". Немного пафосно и картинно, но ничего. Сойдет. Жаль, теперь писатели-фантасты лишились множества сюжетов с путешествиями в прошлое. Ничего, на то они и писатели, чтобы выдумывать. Вот и пусть выдумывают, наука ждать не будет."

"26 февраля 1983 года. Сегодня УВИДЕЛ НАСТОЯЩЕЕ! Это было восхитительно! В установке удалось смоделировать момент перехода "будущее - прошлое", что, по сути, и является настоящим. Никогда не думал, что ЭТО можно будет наблюдать визуально: возник сияющий шар салатного цвета.

Почему-то мне страшно... Что же мы делаем?.."

"4 апреля 1983 года. Сегодня встретились с первой серьезной проблемой. Думали, все, конец. Доигрались. Пространство в камере установки внезапно свернулось в темно-красный жгут, который так бился там, что вполне мог разрушить всю... Хотел сказать установку, но, думаю, одной камерой дело не закончилось бы. Чудом утихомирили."

Грушницкий быстро пролистал остаток блокнота и бросил его обратно на стол. Чертежи возмущенно зашуршали. Что ж так холодно?.. Кажется, холод еще усилился, пробирает до самых костей. Профессор спешно спустился в зал, где раньше располагалась установка, но в конце коридора наткнулся на запертую дверь. Толстую, железную, как в бункере. Она поблескивала холодным отшлифованным металлом. Повертев в пальцах магнитную карточкуключ, Грушницкий вложил ее в щель замка и коченеющими пальцами набрал код. Над пластиковыми клавишами молча вспыхнул красный глаз. Странно, код, вроде, правильный. Грушницкий повторил все с начала, но опять загорелась красная лампочка и дверь не пожелала открыться. Какого черта! Она вообще никогда не закрывалась, кому это в голову взбрело?