Анатолий Ершов - Тайна «Центавра»

Почему — западню? Следует возвратиться обратно и снова начать со второго люка, третьего, четвертого… Назад! Но на пути возникло препятствие. Тысячи препятствий. Сотни тысяч! Это тонкие, но дьявольски крепкие металлические волокна. Только теперь я понял, что они были расположены в этом коридоре по принципу «ежа». «Гладкие» в одну сторону, волокна вздыбливались, как только я пытался двинуться назад. Здесь, в жаркой атмосфере, стенки этогогигантского «фитиля» «разлохматились», превратились в несчетное количество острых щетинок, и я чувствую, что они удерживают меня.

Но я попробовал повернуться — в одну сторону, в другую — и это мне удалось — металлические щетинки скользили по внешней оболочке. Этим я и воспользовался и стал вывертываться из «фитиля», словно штопор из неимоверно длинной пробки.

И вдруг на одном из своих витков я содрал часть металлического войлока под не слишком густой сеткой оказалось отверстие. Это можно было назвать везением! Видимо, войлок был плохо прикреплен к сетке и именно здесь я сумел его нечаянно отодрать. Так или иначе — передо мной сетка, явно прикрывающая ход в более глубинные отсеки «Центавра».

Вперед!

Я отдираю еще несколько кусков войлока и обнажаю всю сетку. Затем упираюсь руками в стенку трубы, а ногами — в сетку, проламываю ее.

Теперь я внутри шарообразного помещения. Его малые размеры и полное отсутствие механизмов или приборов говорят о том, что это, вероятнее всего, промежуточная камера, служащая для соединения коридоров и трубопроводов. Я наскоро осматриваю помещение. Пусто, интересного мало.

Надо пробираться дальше — «Дорогу осилит идущий». Почти под ногами обнаруживаю круглое, ничем не прикрытое отверстие. Переход в следующий отсек? Другого выхода отсюда не видно. Но проход заполнен какой-то массой. Так обычно мастикой заливают монтажные отверстия и клеммы приборов. Это заставляет человека, не знакомого со схемой прибора, хоть чуть-чуть призадуматься, прежде чем начать разбираться в монтажных соединениях. Видимо, и здесь те, кто собрал чудовищный аппарат «Центавра», уходя, замазал отверстие лаза грязно-серой массой.

Я поступил, конечно, опрометчиво, ткнув в эту массу пальцем. Палец легко вошел в нее, легко продвинулся дальше, но вытянуть его обратно стоило больших усилий.

Человеку просто необходимо потрогать то, что его интересует. Это привычка. Но она может стать роковой оплошностью, когда находишься внутри адской машины. Однако я об этом не подумал и повторил эксперимент. Палец вновь предательски легко углубился в серую массу. Ничего рискованного в том я не увидел. Вслед за пальцем вошла ладонь. Но вот вытянуть ее обратно оказалось не так-то просто. Хорошо, что я не сжал пальцы в кулак. Только это, видно, меня и спасло. Кулак бы застрял в липкой пакости, и трудно сказать, сумел бы я разжать его внутри грязно-серой мастики? Я даже подумал, что в этом случае выход был один полоснуть по руке лучом гу-пистолета. От действия испепеляющего луча запекается кровь, свертываются края раны. Я выдержал бы такую операцию. В аптечке находились пилюли, которые сняли бы ощущение боли. Все эти не очень утешительные мысли пронеслись в моем сознании, когда я, упираясь ногами и свободной рукой в обрамление люка, старался вытянуть из «мастики» плененную конечность.

Я почувствовал, что «мастика» намертво прихватила перчатку скафандра. Сняв давление газовой смеси в перчатке, я сделал так, чтобы ее материал прочно прилип к коже руки.

Еще одно усилие. Показалось, что прогибается металлическая рама люка. Еще немного… еще…

Наконец, замазка выпустила руку. Серая поверхность «мастики» сгладилась, стала снова ровной, как будто ничего не произошло. Зато во всей руке я ощущал тупую, ноющую боль.

Я стал лихорадочно соображать, что именно находится передо мной.

Где-то я уже видел подобное?

Вспомнил!

В лаборатории Джаббарова мне показывали нечто похожее. Сосредоточиться, представить зримо всю обстановку лаборатории… Увидеть ее… Вижу!.. Отчетливо вижу — стальная широкая труба наполнена серой массой, очень похожей на ту, что передо мной. В руке Джаббарова шар. Тяжелый чугунный шар легко погружается в серую массу, исчезает в ней, тонет и тут же выскальзывает из противоположного конца трубы. Масса жадно схватила шар и буквально протолкнула его через всю трубу. Теперь Джаббаров пытается погрузить шар в серую замазку с другой стороны трубы. Тщетно… Лаборант бьет кувалдой по шару, труба содрогается, но серая масса непоколебима, как стальная плита… Среда одностороннего проникновения. Идеальная дверь, открывающаяся только в одну сторону. Еще один фокус в использовании межмолекулярных сил.

И вдруг меня осенило. Надо повторить опыт Джаббарова. В другом варианте. «Шаром» буду я.

Но какой длины туннель, наполненный серой массой? Что скрывается за ним? Нет ли внутри «мастики» перегородок, решеток, цепей, капканов, преград? Пропустит ли меня в самом деле среда одностороннего проникновения? Если все будет, как в опытах Джаббарова, пропустит. Но как возвратиться? Есть ли другой выход там, куда я проникну? Не западня ли это?

Размышлять можно бесконечно. А выход, практически, прост — пробежать, как кошка, по горячим углям.

«Голову и хвост одной змеи можно приписать двум разным тварям, если не видеть, что находится между ними». На востоке это именуют первым законом змеи.

«Когда змея готова ужалить, раздумывать некогда». Второй закон змеи.

Итак, остается надеяться, что туннель не слишком длинный…

Сплошной мрак, ничего не вижу. Прожекторы шлема тут бесполезны. Удивительное чувство — я барахтаюсь, плыву внутри вязкой массы. Легко рассекаю руками впереди себя серое тесто, но когда отталкиваюсь от него ногами, — будто от стальной плиты. «Тесто» пропускает только вперед. Возврата назад нет. И если туннель кончается тупиком, я окажусь замурованным внутри него, и каждая моя судорожная попытка освободиться лишь начнет сокращать свободное для движений пространство. Среда одностороннего проникновения скует навечно скрюченное тело. Но… «кто отважится на ужин с дьяволом, должен запастить длинной ложкой…»

Я двигаюсь медленно. Страшусь конца туннеля. Боюсь дотронуться до преграды, которая остановит меня навсегда…

Вот она… преграда, глухая стена. Все… мышеловка захлопнулась!

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЧАСОВ СОРОК ДВЕ МИНУТЫ ОПЕРАТИВНОГО ВРЕМЕНИ.

Я отдыхаю. Надо расслабиться. Времени на отдых предостаточно. Кислорода в системе жизнеобеспечения скафандра хватит надолго. Серый кисель держит мое тело. Итак, я замурован. Туннель закончился сплошной металлической преградой. Просто стена или дверь люка? Понять невозможно. Никаких запоров, замков, держателей, петель. Гладкая плоскость. Пробую разрезать металл лучом гу-пистолета. Напрасно. На своем пути луч мгновенно превращает серую массу в кипящее месиво, которое начинает растворять скафандр. Такого я не могу допустить и выключаю гу-пистолет. Все мои надежды на скафандр. И вот тут я еще раз добрым словом поминаю тех, что его конструировал. Скафандр снабжен эко-скелетом. Меня предупредили — пользоваться им только в самом крайнем случае, он «съедает» слишком много энергии. Крайний случай, пожалуй, наступил. Весь скафандр пронизан сверхпрочными пластинами эко-скелета. Но пластины отнюдь не пассивны. Они из электровозбудимого эластомера. Хорошая порция электрической энергии-и пластины начинают разбухать, расти, набирают силу, распрямляются, весь скафандр, как сказочный богатырь, расправляет плечи и напрягает мускулы. На испытаниях — я присутствовал на них — скафандр придавили к земле бетонными плитами — два автокрана трудились изо всех сил, заваливая скафандр грудой плит. Они воздвигли на его беспомощно расплюснутом теле бетонную пирамиду. Потом включили эко-скелет. Пирамида зашевелилась, рухнула. Скафандр поднялся. Он стоял, чуть покачиваясь. Словно размышляя и примериваясь, к какой еще работе приступить. То было впечатляющее зрелище.