Александр Маслов - Крылья

Ила, конечно, сердится, злится, что он улетел без нее далеко. Но он то просто увлекся, увлекся на несколько мгновений скольжением в этом пустом небе. Иногда ему чудился ее воинственный клич в погоне за какой-нибудь глупой земной тварью или ее призыв, ее нетерпение скорее видеть его, взвиться вместе к краю облаков и падать потом, взявшись за руки.

Тихо шуршали крылья за спиной. В скользком пустом воздухе полет был стремительным, и пьяно кружилась голова. Может и не так плохо, что они заглянули в этот нелепый мир. Старик Ахрэй говорил, будто здесь бесполезные дикие земли, а испарения и даже ветры бывают ядовиты… Наверное, он прав. Но глупо было бы отказаться испытать полет в чужом небе самому, ведь Ворота открываются редко – раз в долгих двадцать лет. Еще Ахрэй и стражи утверждали, будто здесь живут аэраги, обычные аэраги, только тщедушного вида, без крыльев и с трусливой душой. Эрон надеялся увидеть хотя бы одного из них. Хотя бы одного… Об этом же вчера мечтала Ила. Но им, похоже, не везло – кругом был только безумно зеленый лес, густой и ровный, перечеркнутый длинной полоской, словно следом твердого когтя.

За изгибом полосы Эрон увидел белый предмет, похожий на алтарь или глыбу лежалого снега, и дальше грудь его будто лопнула воплем.

Сложив крылья, он упал рядом с Илой. Кровь стекала по ее нежному телу вязкими ручейками. Она была мертва. Убита и брошена у края луга до боли зеленого, будто цветы Смерти и Любви. Отвердевшими глазами Эрон смотрел на ужасные раны на ее животе и груди, которую он ласкал еще утром. Смотрел на светлые, как травы священного Као волосы, сорванные теперь клочьями, прилипшие к челюсти и осколкам зубов. Какой жестокий зверь мог убить так?! Он вскочил и, вскинув руки к чужому небу, завопил протяжно на весь лес.

Наташа лежала ничком, упираясь в корень сосны, вздрагивая от рыданий.

– Тише, дорогая! Ната… – Шадрин зажал ладонью ее рот и шептал почти беззвучно. – Только не шевелись! Он не заметит нас. Тише…

Она затаилась, прижавшись щекой к земле и трогая, сминая губами опавшую горькую хвою. Когда Игорь отполз к ружью, брошенному с сумкой рядом в ложбине, Наташа приподнялась чуть-чуть. Отсюда до бетонки было метров пятьдесят или того меньше, а кусты – их случайное укрытие – казались совсем редкими. Она отчетливо видела это крылатое существо, стоявшее неподвижно и похожее на мужчину и холодную глыбу камня. Потом он наклонился, осторожно снял шнурок с шеи мертвой подруги, направился зарослям вереска, где затаилась Наташа.

Шадрин прицелился. Стиснув зубы, он не дышал с минуту, ловя в прорезь прицела серую фигуру, медленно приближавшуюся к ним. С такого бы расстояния Игорь конечно бы не промазал. Он бы обязательно бы попал ему в голову. Только что могла сделать дробь, мелкая утиная дробь против огромной твари, так похожей на человека. Всего два патрона. Два! В ту же озверелую самку было всажено шесть, и убила ее лишь картечь.

Игорь вдохнул… осторожно – воздух вздрагивал, маленькой рыбкой, сорвавшейся с крючка. Палец немел и подтягивал спуск. Если бы только попасть этой твари в глаза! Ослепить или убить сразу!

Эрон остановился. Те, кто убили Илу, прятались где-то рядом. Близко, в сплетениях густой бешеной зелени. От запахов чужого мира болела голова, и крылья повисли, опали беспомощно, как отяжелевшие от горя веки.

Наташа видела его дикое лицо с похожими на мокрые камни глазами. Видела, как взгляд его прошелся по верхушкам вереска и упал на нее. Какой-то миг она хотела затаиться, вжаться в твердую землю, но вдруг вскочила и побежала. Рядом воздух разорвал выстрел. За спиной шелестела трава или огромные быстрые крылья. Ветки хлестали по лицу – она не чувствовала боли. Бежала, бежала по тропе между зарослей. Остановилась лишь, когда ржавая игла страха, терзавшая мозг, надломилась будто, и следом пришла мысль об Игоре. Боже! Шадрин… он выстрелил только раз… Тот страшный крылатый человек, наверное, сразу же набросился на него. А она, потеряв рассудок, бежала глупой курицей, уносящей тушку от коршуна.

Наташа вглядывалась в изгибы тропы, терявшейся за порослью вереска, вслушивалась, ожидая приближения торопливых шагов – стучало только ее сердце, шумно толкая кровь.

Темнело. Нити тумана, ползущие с запада, липкие, повисли в ветвях сосны на каменистой возвышенности, синими змейками затаились в траве. Над Кума-Юр появились первые тусклые звезды. Ниже, там, где должна быть дорога к поселку проступало слабое сечение, похожее на отблеск лютого и холодного пламени. Тихий беззвучный ветер почти не шевелил серую в сумерках листву. Наташа не знала, сколько прошло времени – минуты или долгие часы. Или просто здесь было другое время – чужое, время рыб в высохшем вдруг пруду, когда остались лишь мелкие лужицы, и тина твердела, покрываясь бесцветной коркой.

Она пошла назад, к машине, к месту, где, наверное, остался Игорь. Жив он или растерзан тем могучим, как темный ангел существом, что станет теперь с ней – этими мыслями словно был пропитан душный вечерний воздух, они плыли в нитях тумана, вязко, ядовито опутывали разум. Издалека послышался плач, не то стон. Тучи на востоке отслоились от тьмы – всходила луна. Ветер или чья-то рука шевельнули заросли, примыкавшие к тропе впереди, и там, внезапно, как выстрел, появилась мужская фигура.

Оцепенев, Наташа стояла один долгий миг, а потом побежала, упала ему на грудь, вздрагивая, стараясь сдержать рыдания сжатыми плотно губами.

– Все хорошо, – выронив ружье, Шадрин целовал ее волосы.

– Дура я! Тупая трусливая курица! Совсем потеряла голову – бежала, бежала!

– И правильно, Ната.

– А потом… Я думала, он убил тебя… Понимаешь?! Уже потом, остановилась и… обалдела совсем…

– А это уже глупости. Ну? Пойдем тихонько, – не отпуская ее руки, Игорь свернул с тропы, шагая медленно, подолгу вглядываясь в сумрак. – Представь, я промазал. Зацепил этого дьявола в ногу. Он упал, кажется, там, а я бегом за тобой. Правда подзадержался, выжидал, не бросится ли следом он. Ната! Натали! Я искал тебя потом! Вот только мозги у меня набок – не думал, что ты ушла далеко. А звать, кричать боязно, опасно слишком, когда такое вокруг.

Было уже совсем темно. Они устроились между корней дуба с низкими ветвями, собираясь, по замыслу Шадрина, отсидеться здесь час-полтора и двинуться потом вдоль дороги к поселку. Игорь открыл бутылку коньяка, и пили они его с горлышка, заедая горечь черствым хлебом.

– Ты знаешь, старики рассказывали… – Шадрин положил под голову сумку, вытянулся, Наташа удобнее легла на его груди, – только мне это в детстве сказкой понималось. Будто под Кума-Юр особые двери есть. Поверье ходило, что они в далекую страну ведут или саму преисподнюю – это уже кто как говорил. Отворяются они как бы нечасто на несколько дней, и тогда возле горы можно встретить демонов крылатых и еще таких чудищ, что от одного вида их вряд ли жить останешься. Да… вот такая, если хочешь, легенда у нас была с самых, что ни есть давних пор. Старики в легенду эту верили, и редко кто сюда захаживал – чертячьими эти места считались. А потом, как дорогу к карьеру построили, и техника сюда с побеждающим прогрессом шагнула, вроде и подзабыли о старых россказнях. Только, нет-нет да удивлял кто нелепой историей о свечении в лесу странном, то об ужасных тварях.