А Каргин - Очень важные игры

Накануне операции они с Котом инспектировали позиции. Доклады командиров установок. Левая рука на кортике, правая - у виска. Деловитая возня операторов. Холодный, грозовой запах бункера. Идеальная линия пультов.

- Суточная готовность!

Музыка, музыка. Завтра он будет здесь, с ними.

Человеческий гений несокрушим.

- Ах, Кот, - говорил он ночью, прогоняя слезы бодливым взмахом головы, - значит, не зря прожита жизнь. Ведь было время, восемь лет назад, когда я думал: сорок лет обмана. Служения машине, которой - это понимали все никогда не суждено быть пущенной в дело. И к счастью, конечно. Но это ли не трагедия? Обнаружить, что вся красота и безмерная мощь оружия, мудрость стратегических теорий, братство солдат, идеалы боевого товарищества - все это не нужно.

- Ты настоящий боец, дружище, я всегда это говорил. Боец с великим сердцем. Ляг, тебе надо выспаться. Завтра большой день.

- Да, да! Цель, настоящая цель. И во имя святого дела. Без этого мы, военные, - ничто. А теперь ясно: я нужен. Мы нужны, Кот. Без нас не могут - ни люди, ни звери, ни розы...

Настал день "Д". Пришел час "Ч". Сотни пальцев впились в клавиши и кнопки, легли на полированные рукоятки, взялись за маховички, движки и колесики. Генерал сидел в кресле и краем сознания фиксировал мелькание цифр в левом верхнем углу экрана.

- Минутная готовность!

Это в углу экрана. А все остальное его пространство занимал Чужак. Вспухал флюсами, вилял отростками, источал гнусное, непристойное самодовольство.

20, 19, 18... Не бойтесь, дети мои. Это как игра. Условный противник. Вы на маневрах... Игра, говорю я вам.

10, 9, 8... Он вернет его в первозданный хаос. Он, солдат Земли.

3, 2, 1. Экран опустел. Игра закончилась.

Генерал не стал предупреждать о возвращении. "Пусть это будет сюрпризом для Береники", - думал он, представляя, как она протянет ручки к тусклому, чуть шершавому металлу ордена - нового ордена, высшего ордена, врученного ему сегодняшним ликующим утром.

От последнего поворота он шел напрямик, пачкая сапоги сырой пахучей землей, отгибая нахальные ветки лещины, оскальзываясь на крутой колее. Туман лежал слоями, их взгорок, казалось, плыл. Он шагал, закинув голову, и мокрые листья хлестали по щекам и губам. С широкого синего неба били лучи родной заезды. Лишь в этом краю обретет он покой, моряк наконец возвратился домой, охотник спустился с холмов...

В такую сырость Марта вряд ли вывезла девочку в сад. Он тихонько, хоронясь за розовыми кустами, подобрался к крыльцу. Дверь приоткрыта. Занес уже ногу на ступеньку, но осекся - попробуй наследить. Марта такое устроит... Сунул ноги в чистилку. Звук ее, тихий обычно, показался оглушительным. Он поморщился. Сюрприза может не получиться. И точно, из-за угла выползла Марта, шваркнула туфлями с налипшей глиной, открыла было рот. Генерал решительно прижал палец к губам и мягко поднялся по лестнице. Холл, гостиная. Где же девочка? Ну, конечно, как он забыл! Сейчас три, послеобеденный сон. Он становится у изножья кроватки и обнажает голову, открывая багровый рубец - след старой подруги-фуражки, отличительный знак безупречного служаки.

Девочка просыпается и смотрит на него.

- Я вернулся, детка моя! - генерал протягивает руки. - Ты не должна больше бояться, Береника.

- Кого, деда? - Она садится, и старик видит, что личико ее, как часто бывало после сна, порозовело и не кажется слишком уж вялым.

- А никого! Никто тебе не страшен, дружок. Вставай! Разве ты не рада, что я вернулся?

- Рада, очень рада. Просто мне приснилось, что Эник больше не прилетит. А ты как думаешь, прилетит?

- Эник? Какой Эник?

- Я же говорила тебе, он такой смешной, с разноцветными глазками. Он пришел с неба. Мы с ним в мяч играли.

- В мяч? - генерал побледнел. - Бедная моя крошка.

- Ну да, я еще сказала ему, что не могу в мяч, что ходить не могу, а он сказал, что это чепуха, что все могут. И мы стали играть и бегать... Ой, да ты ничего не знаешь! А что это у тебя? - И легко вскочив на кровати, она подпрыгнула, прижалась к старику и схватила шершавый металлический кружок у него на груди.

- Я же говорил, Тосик, твоя теория опеки младенческих цивилизаций не стоит ломаного гроша. Четвертая неудача подряд! Не надоело? Хочешь еще попробовать?

Он промолчал. Хотел, конечно, но пусть Эник разрядится.

- На Хане мы очистили гидросферу, сделали воду источником бодрости, долголетия, а они... Ты помнишь, как уносил ноги от туземцев? На Лайме ты накормил всю ораву, привил им навыки рационального хозяйствования. И что? Вернулся на корабль побитый камнями. Хорошо хоть здесь, на Ауме, я не пустил тебя вниз. Я сразу смекнул, что от них добра не жди. Как видишь, в ответ на исцеление паралитиков они шарахнули из всех своих пушчонок. Нет, что-то ты напутал. Я всегда, говорил: маленьких детей надо любить такими, какие они есть. Реформировать их бесполезно, да и безнравственно... Сами должны вырасти.

- То-о-а! Эник! - раздался женский голос. - Куда вы, сорванцы эдакие, подевались?

- Мама, мы здесь, совсем близко, - ответил Эник.

- Кто разрешил вам взять корабль?

- Мы спросили у дяди Офа, он позволил.

- Ох и задам я вам, да и Офу заодно. Марш домой, слышите. Чтоб сию же минуту отправлялись на базу!

- Летим, мама.

Тос поднял голову и зашептал:

- Только знаешь что, заглянем еще на Симанию, Эник? Все равно по дороге, а?