Луи Буссенар - Десять тысяч лет среди льдов

Если бы еще дело шло о животных или растениях, то странный факт, будучи необыкновенным, по крайней мере, был бы возможен, так как многочисленные опыты авторитетов науки дают живое доказательство, что у этих организмов жизнь, в скрытом состоянии, может продолжаться очень долго.

Так, в 1853 г. Рудольфи в Флорентийском египетском музее в одной мумии нашел хлебный колос с вполне сохранившимися зернами, которые лежали тут около 3000 лет!

Спалланцани в 1707 г. одиннадцать раз возвращал к жизни высушенных червей, только смачивая их чистою водою, а недавно Дойер оживлял тихоходов, подвергнутых температуре в 150», и потом 4 недели продержанных в пустоте.

Конечно, все это еще ничего не доказывает, в виду того громадного расстояния, которое отделяет простейшие организмы от человека. Но, поднимаясь по животной лестнице, мы несколько раз наталкиваемся на подобные же факты.

Мухи, очевидно, утонувшие в бочках мадеры, прибывши в Европу после долгого переезда, оживали. Реомюр держал в таком состоянии очевидной смерти куколок бабочек в продолжении многих лет, а Вальбиани, продержав майских жуков неделю под водою и после этого высушив их на солнце, мог еще возвратить им жизнь. Вульпиан, знаменитый физиолог, отравлял ядом кураре или никотином пауков, саламандр, лягушек и оживлял их спустя целую неделю после их явной смерти.

Холод производит еще более поразительные явления.

Спалланцани, изучавший этот интересный вопрос с необыкновенным терпением, в продолжении двух лет сохранял лягушек в снегу. Они делались сухими, вялыми и не имели, казалось, никакого признака жизни. Но достаточно было положить их в умеренную теплоту, чтобы возвратить им все физиологические отправления. На глазах Моцертюи и Дюмериля щуки и саламандры, превращенные от холода в куски льда, через несколько времени снова возвращались к жизни. Наконец, обыденная практика северных народов дает еще более характерные факты. Северяне замораживают рыбу так, что она превращается в камень, перевозят ее на далекие расстояния и потом легко оживляют, продержав лишь несколько минут в воде обыкновенной температуры.

Этот повседневный опыт подал известному английскому физиологу Гунтеру мысль о возможности продолжать человеческую жизнь на неопределенное время посредством последовательного замораживания. К несчастью, Гунтер умер как раз в то время, когда его смелое предположение, начинало сбываться.

Рассмотрев всесторонне занимавший его вопрос, столь обширный и столь малопонятный, Синтез мало-помалу перестал удивляться своему воскресению.

— Черт возьми, — сказал он, — я хорошо знаю, что жизнь может сохраняться долгое время, даже и помимо действия холода! Мой старый друг Кришна несколько раз позволял зарывать себя в землю, вызвав у себя летаргию, имевшую все признаки смерти. В последний раз, как сейчас помню, это происходило в Венаресе; его завернули в мешок, мешок положили в набитый шерстью ящик, заколотили последний гвоздями и закопали в землю на глубину 10 футов. Потом на могиле посеяли ячмень, который взошел, заколосился и созрел. Английские часовые все время стерегли могилу. По истечении 10 месяцев, в присутствии английских властей и ученых, индуса вырыли; к всеобщему удивлению он казался как бы уснувшим. Мало-помалу к нему стала возвращаться жизнь; прошло два часа, и он встал на ноги. Почему бы этот опыт, продолжавшийся несколько недель, не мог продолжаться и несколько лет? Несколько лет… да! На десять тысяч лет!.. Однако, раз в принципе дело возможно, то вопрос о количестве отходит на второй план. Если можно пробыть в состоянии летаргии один год, то почему нельзя несколько лет, десять… сто, даже тысячу!.. А сибирский мамонт?! Кто может вычислить громадный промежуток времени, протекший с того момента, как гигантское толстокожее замерзло в полярных льдах, до того, когда тунгусский моряк нашел его, в 1799 г., на огромной льдине близь устьев реки Лены? — Наверное, этот период нужно считать миллионами лет. Однако, мамонт сохранился настолько хорошо, что соседние якуты могли долго пользоваться его мясом и кормить им своих собак, а значительная часть его была ободрана раньше волками и медведями. Кто докажет, что это доисторическое животное совершенно нельзя было оживить, подобно лягушкам Спалланцани или замороженным рыбам северян? Кто поручится, что если бы, вместо пожирания, его стали бы постепенно оттаивать, он не пробудился бы от своего продолжительного сна? — Я же, ведь, живу! — это неоспоримый факт! Почему, — это я узнаю позже. Мне кажется, что мой особый образ жизни и питание самыми простыми элементами, в соединении с сильным холодом, воспрепятствовали разрушению тела. Для чего, — пока неизвестно: поживем — увидим.

— Ну, что, чужестранец, — прозвучал мелодичный голос, — оправились ли вы, наконец, от своего удивления, очень естественного, однако, выраженного так бурно, что мы все разбежались со страху?

— Простите мне, почтенный старец, но я все время забываю о вашей чудесной впечатлительности. Впредь я употреблю все мои усилия, чтобы помнить об этом, так как мне самому крайне неприятно платить злом за вашу доброту ко мне.

— О, мы вполне понимаем и охотно извиняем вам незнание наших обычаев! Когда спят 10000 лет, то, очевидно, просыпаются в мире, совершенно преобразованном…

— Скажите — перевернутом вверх дном, так что у меня до сих пор не выходит из головы сомнение, действительно ли я нахожусь на той же планете,

— отвечал Синтез тихим голосом человеку в очках, который дружески уселся рядом с ним на шкуре лани. — Но на будущее время, какие бы чудесные вещи я ни увидел, обещаюсь не удивляться, чтобы не терять драгоценного времени.

— Если вы позволите, я с удовольствием готов объяснить все, что наша эпоха может иметь для вас таинственного и неожиданного. Мой возраст еще более, чем мои знания, дает мне известную опытность, и я буду не менее счастлив показать вам настоящее, как и узнать от вас о прошедшем.

— Очень благодарен вам. Со своей стороны я весь к вашим услугам.

— Прежде всего я ваш покорнейший слуга.

— Еще раз благодарю. Итак приступим… Объясните мне, пожалуйста, как я очутился на западном берегу Африки, которой вы даете имя Западного Китая?

— Очень охотно. Вы просто приехали к нам на огромной льдине.

— Как! Лед в такой широте!

— Явление очень обыкновенное весною.

— И эта льдина не растаяла, пройдя такое громадное расстояние?

— Расстояние не так велико, как вы думаете.

— Но скажите мне, ужели граница вечных льдов, как говорилось в наше время, спустилась до 68».

— Почти! Она теперь немного не доходит до 50».

— Широта Парижа! — вскричал Синтез, вскочив с места.