Луи Буссенар - Десять тысяч лет среди льдов

Оживший был в недоумении.

— Или эти люди принадлежат к другой расе, или я — на другой планете, или мой мозг расстроен! — вскричал он. — Последнее, увы, кажется, вернее, если только я не брежу все время. Я тщетно пробовал все языки… Стой! — ударил он себя по лбу. — А что, не заговорить ли с ними по-китайски?

И Синтез заговорил на чистейшем «гуан-хуа», который, как известно, представляет собой разговорный язык, употребляемый преимущественно в центральных провинциях Небесной Империи, именно в Пекине, Нанкине и т. д. При этом он старался, насколько возможно, смягчить резкость своего голоса, чтобы не распугать чувствительных людей.

О, чудо! Его попытка увенчалась успехом: его поняли, хотя не совсем. Все-таки он может обмениваться мыслями. Странные существа понемногу стали приближаться к нему.

— Э! — сказал Синтез одному из них, старичку в очках, который, несмотря на почтенный возраст, с юношеской легкостью кружился около чужеземца. — Даже и этот язык, неизменный с самых отдаленных времен, подвергся изменению?!

— Да, его скоро будет нельзя узнать. Впрочем, Мао-Чинь, успокойтесь, вы найдете между нами многих языковедов, близко знакомых с языком наших отцов.

— Вы сказали: Мао-Чинь («косматый человек»). Это меня вы так называете?

— Без сомнения… И это название не заключает ничего оскорбительного, принимая во внимание обилие у вас волос. Между нашими не найдется никого, кто мог бы поспорить с вами в этом отношении.

— Мы, кажется, ходим с вами вокруг да около, — заметил Синтез, — я уже имел честь сообщить вам, что я родом швед, следовательно с вашими «косматыми людьми» не имею ничего общего, а этот мех, покрывающий меня, — не природный.

— Швед?.. — переспросил старичок. — Что это такое? Я не понимаю.

— Не понимаете?!

— Нет!

— Вы не знаете Швеции?!

— К моему крайнему сожалению, — нет, чужестранец!

— Да вы, может быть, не знаете и Англии?.. Франции?.. России?.. Германии?..

— Нет… Постойте, — живо прибавил незнакомец, что-то вспоминая, — я теперь понимаю: вы говорите о странах, давно уже исчезнувших с лица земли.

— Исчезнувших?! — протянул не своим голосом Синтез. — Неужели вся Европа исчезла?..

— Нет более Европы, — мелодично отвечал старичок.

— Еще один вопрос, — спросил Синтез, все еще думавший, что он служит игралищем кошмара. Скажите мне, пожалуйста, где я?

— Где?! Под 10» с. ш.

— А под каким градусом долготы?

— Около 11,5» з. д.

— Извините, от какого меридиана вы считаете?

— От меридиана Томбукту, — с недоумением отвечал старичок, удивленный таким вопросом.

— От… Томбукту! — вскричал Синтез. — Томбукту имеет свой меридиан?!

— Конечно… Томбукту, столица западного Китая.

Как ни чудесно было воскресение почти совсем замерзшего человека, но оно не казалось столь невероятным, как те вещи, с которыми вдруг столкнулся разум Синтеза. Он должен был собрать всю силу воли и призвать на помощь все свои душевные способности, чтобы не сойти с ума от того, чего очевидцем ему пришлось быть.

Синтезу было ясно, что он не грезит, но почему, как, зачем он пробужден к жизни? — на эти вопросы он не мог дать себе никакого ответа.

Что это за люди? На первый взгляд они не подходят ни под один законченный антропологический тип. Похожи на негров, близки и к китайцам, но ни те, ни другие, или лучше сказать, и те, и другие.

Их кожа, не имея черного цвета, в то же время лишена желтого оттенка, присущего монгольской расе. Она представляет очень нежную смесь обоих отличительных цветов, вроде цвета гаванской сигары. Волосы, очень черные, жесткие и завитые, однако, не так курчавы, как у настоящих негров. Смело глядящие глаза, выдающиеся скулы, немного приплюснутый нос, толстые мясистые губы и сверкающие зубы, — дополняли портрет новых знакомцев Синтеза. Словом, это была великолепная помесь китайцев и негров, или негрокитайские метисы. Но что более всего поражало в них наблюдателя, так это огромные размеры голов. Их рост в среднем был около 2,5 аршин, а объем головы ровно вдвое превосходил объем головы Синтеза.

Такая непропорциональность, неприятная с точки зрения нашей эстетики, еще резче выступала при почти женской слабости членов и незначительности конечностей. Синтез, с любопытством наблюдавший этих странных людей, с трудом мог уверить себя, что эти маленькие руки, эти крошечные ноги принадлежат тому же организму, какому принадлежат и чудовищные головы. Но факт был налицо, и спорить не приходилось.

Изумленный старик пробормотал про себя:

— Нельзя более сомневаться! Эти люди свободно летают над землею. Я не грежу, это наяву… Очевидно, все они обладают способностью, очень редко между обыкновенными смертными… способностью, которую в мое время называли «поднятием на воздух»… Мой старый друг, индус Кришна, и многие другие отличались ею, но только не в таком виде; они поднимались невысоко над землею и на короткое время… Между тем эти люди чувствуют себя на воздухе, как в родной стихии: они свободно переходят с места на место, останавливаются и как будто не чувствуют никакого неудобства. Нет ли какого соотношения между этою чудесною способностью и необыкновенным развитием мозгового органа? Я хочу это узнать.

Затем Синтез прибавил громко, не обращаясь собственно ни к кому:

— В 1886 году я заснул среди полярных льдов. Прежде, чем объяснить, каким образом я очутился среди вас, господа, скажите мне, в котором году я пробудился?…

— В 11866 г., — сейчас же певучим голосом отвечал человек в очках, стоя неподвижно на высоте сажени от земли.

2

— Одиннадцать тысяч восемьсот восемьдесят шестой!… — громовым голосом воскликнул Синтез, услышав это поражающее число. — У нас идет теперь 11866 г. и я жив еще! Неужели же я спал целых десять тысяч лет?! Думалось ли мне, прожив почти столетие, пережить свое время и явиться в виде последнего следа старого мира? Зачем, как, каким чудом я один уцелел из всех современников?

Пораженный Синтез принялся ломать голову над разрешением этих вопросов. Ничто не мешало ему предаваться своим думам: вокруг него была совершенная пустыня. Таинственные существа, испуганные громкими звуками его голоса, исчезли, и он без помехи мог углубиться в себя и собраться с мыслями.

Прежде всего Синтезу было ясно, что его воскресение — действительный, неоспоримый факт, а не игра воображения. Все, — и сердце, бившееся нормально, и мозг, мысливший логически, и мускулы, владевшие обычною эластичностью, — подтверждало это. Но признать этот факт чудом ученому препятствовали здравый смысл и наука. Оставалось предположить сохранение у него жизни, благодаря каким-то биологическим условиям, — явление, которое он не мог еще объяснить себе и которое не мог приписать одному сильному холоду.