Георгий Гуревич - Опрятность ума
- Что он мог передать? Безрасчетный был человек, все деньги на стеклянные банки просаживал. Вся соседняя комната его рукодельем завалена: проволочки и стекляшки. Видимо, одна вещичка была ценная, велел дочери в руки передать. Мне поручил передать. Знал мою честность.
И нехотя выпростав руки из-под передника, она протянула Юле плоскую картонную коробку. На ней круглым детским почерком (видимо, отец диктовал какому-нибудь школьнику) было написано; "Девочка моя, передаю тебе мою последнюю работу. Носи на здоровье, вспоминай обо мне. Хотелось бы помочь тебе лучше понимать людей, чтобы не было у тебя в жизни роковых недоразумений, как у нас с мамой",
Юля открыла коробку, цветное сверканье ударило в глаза. Внутри лежала... диадема, повязка, кокошник (Юля не сразу подобрала слово), затейливо сделанная из цветных камешков и бисера. "Какой драгоценный подарок!" - подумала Юля в первую минуту. Потом разглядела, что диадема сделана из тонюсеньких проволочек, медных и серебристых завиточков, к которым были припаяны разноцветные кристаллики и разной формы детальки. Получилось своеобразное радиокружево, электротехническая корона. Видно, не один месяц трудился отец, готовя это оригинальное украшение для дочери.
- На лоб одевается, - проворчала соседка недовольным голосом. - А на затылке застежки. Мне-то она мала, на девичью головку делалась.
Юля приложила ко лбу, нащупала колючие застежки сзади, невольно бросила взгляд в зеркало. Очень шло это цветное сверкание к ее черным волосам,
И тут же услышала за спиной ворчанье:
- Девка она и есть девка, никакого понятия. Забыла, что комната покойника, сразу к зеркалу, занавеску - дерг! Хорошо, что я ей этот пустой убор отдала, им, девкам, ничего, кроме нарядов, не нужно. А вещички все в подполе, в подпол она не заглянет, как уедет, я вытащу уже шубу и что получше.
Юля вздрогнула. Так вот какова "самоотверженная сиделка"! Можно представить, сколько горьких минут доставила умирающему отцу эта хищница.
- А где тут подпол? - спросила Юля.
- Нет никакого, не знаю, - ответила соседка. И тут же добавила зачем-то глуховатым шепотом:
- Лаз я сундуком в коридоре заставила. Не найдет она сама.
- Покажите, где вы заставили лаз сундуком.
Юля потребовала показать сундук, отодвинула, заглянула в подвал. Не вещи ей были нужны. Не хотелось уступать этой жадине.
- И что вы успели к себе унести? - спросила она строго.
Какую-то удивительную власть приобрела Юля над этой пожилой женщиной. Та ничего не могла утаить, тут же выбалтывала:
- Дура я, что ли, мебель тащить. Соседи мебель знают, увидят. Книжку унесла на предъявителя. Кто докажет, что не моя книжка?
- Сберегательную книжку на предъявителя верните, - потребовала Юля.
- Какую книжку? - крикнула та. - Отвяжитесь от меня, не видала я никаких книжек! - и сама подсказала: - Какую? Потертую с оторванным уголком. Ой, влипла я. И всех-то денег там двести рублей.
Юле стало противно.
- Ладно, - сказала она. - Уходите и оставьте себе эти двести рублей за ваши услуги. Понимаю, что вы за личность. В милицию бы о вас заявить...
День Юля провела на даче, вынесла ведер десять мусора, вымыла полы. Устала, но ночевать не осталась. Жутковато было провести ночь одной в пустом доме, где недавно был покойник. Инстинктивно жутко, как ни уговаривала себя. И Юля ушла, как только начало смеркаться. Взяла с собой только радиодиадему. Не рискнула оставлять на даче. Украсть соседка не решится, но перепрячет или испортит со зла. А Юля решила носить это украшение почаще, как память об отце.
Почему-то все встречные были на редкость разговорчивы сегодня. Глянув на нее, парни тут же высказывались о ее внешности, "На лицо ничего себе, только тощая. Пойдешь танцевать, руки о кости исцарапаешь". Проходившая девушка хмыкнула: "Фасон устарел. Реглан нынче не в моде". Озабоченная хозяйка с тяжелыми сумками, глянув на Юлю рассеянно, тут же поделилась своими заботами: "Что же я забыла? Муку взяла, макароны взяла, масло растительное взяла, селедку взяла... Пиво я забыла, дуреха. Ну и ладно. Пусть мой пьяница сам за пивом бежит. Я и так руки отмотала".
И даже пожилой рабочий, такой углубленный в себя, и тот кинул Юле на ходу:
- Цапфа шпиндель не держит, все дело в колодке. Колодка зажимает и тормозит. Так я и скажу на собрании: наш мастер скупердяй, на переделку не решается, экономит копейки, теряет тысячи. А цапфа шпиндель не держит...
Юля ничего не поняла, но кивнула из вежливости. Может быть, и правда: цапфа шпиндель не держит.
И на станции все заговаривали с Юлей, и вагон был наполнен гулом, хотя народу было немного, под вечер люди больше едут из Москвы, а не в город. От гула болела голова. Юля нарочно села против дремлющей пассажирки. Дремлет, значит, помолчит, позволит подумать о своих делах, сосредоточиться.
И вдруг Юля увидела змей. Целый клубок, маленькие, черненькие, копошатся, никак не переступишь. И ядовитые ли, неведомо. Только подумала, тут же одна змея распухла, пасть раскрыла и, шипя, поползла к ней. Юля хотела бежать, но ноги были как ватные, переступали с трудом. Змея обогнала ее и кинулась в лицо...
Женщина на скамейке напротив вскрикнула и широко раскрыла глаза. Змея растаяла в тумане,
- Кажется, я кричала во сне. Змея мне приснилась. Когда сердце болит, всегда снятся Змеи. Кинулась на меня, а я убежать не могу, неги, как ватные.
И Юля почувствовала, что у нее сердце болит, что она пожилая, расплывшаяся, с отекшими ногами, что ей дышать трудно, передвигать себя тяжко. И голова у нее мутная, и затылок трещит. Наверное, от этой тесной папиной повязки.
Она нащупала на затылке застежку, отстегнула...
И гул исчез, исчезла боль в сердце, исчезла тяжесть, ноги стели стройными и легкими, дышалось по-человечески...
Защелкнула, опять:
- Эта черненькая симпатичная на вид. Эх, сема я была такой когда-то, парни за мной хвостом... Отстегнула. Тишина. Пристегнула.
- Мой Федор красным командиром служил...
Перед глазами незнакомый мужчина с пшеничными усами, на голове буденовка с красной звездой, шинель без погон, на петлицах квадратики, Самое удивительное - нежность чувствует Юля к этому усатому в суконном шлеме.
Отстегнула защелку. Исчез мужчина, и нежность исчезла.
И тут Юля поняла все: и сон про змей, и всеобщую болтливость, и загадочную откровенность вороватой хозяйки, и слова, продиктованные отцом: "Хотелось бы помочь тебе лучше понимать людей". Повязка из радиодеталей не была кустарным украшением, это был аппарат, читающий мысли.
"Интересно-то как - подумала Юля. И еще подумала, прослезившись; "Бедный папочка. Себе-то он не помог. Не избежал "рокового недоразумения".
Недели три оставалось до начала занятий, и все это время Юля провела на даче, разбирая письменный стол отца. Теперь она жаждала узнать все, что он не успел рассказать ей при жизни, что она отказывалась слушать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});