Сергей Абрамов - Странник

Короче, можно было бы объяснить старику на пальцах ту Историю, о которой он пока не ведает, нет пока которой. Можно, но не нужно. Не для того Игорь пришёл в этот мир, в это время, в эту память…

А для чего пришёл?..

Звёзды над головой висели неподвижно, и, если прищуриться, небо превращалось в тонко нарисованный театральный задник из какого-нибудь виденного в детстве спектакля — ну, скажем, из «Синей птицы».

— В Москву бы скорей… — мечтательно протянул Игорь.

— Далеко до первопрестольной. Тут верстах в пятидесяти городок есть, помню…

— А Пеликан где, сказал, будет?

— Бог ему судья. Кто что про Пеликана знает?

— Жалко.

— Никак соскучился?

— Да нет, так просто…

А ведь соскучился, а, Бородин? Соскучился по Пеликану, по тайне, что с ним рука об руку ходит, по улыбке его, по приговорке глупой: «Ехали бояре». Кто такой Пеликан? Что за прозвище дурацкое, птичье? И не просто птичье — Сорока или Орёл, а экзотическое, броское. Леднёв зовёт его по-человечески: Григорий Львович. Но Пеликан вроде бы обижается, во всяком случае, делает вид, что обижен. Зови меня птичьим именем — и всё! Вот нос у него, конечно, здоровущий — может, оттого?..

Он появляется и исчезает как бог на душу положит: только-только возник, а через пару часов его и след простыл. Но идёт параллельным курсом с Леднёвым и Игорем, в те же края движется.

Игорь спрашивал его, кто он такой и откуда.

Смеётся, отшучивается: «Пеликаны — птицы вольные, южные»… Странный человек. Да, хорошо, что вспомнил:

— Павел Николаевич, а кто в Лежнёвке?

— Не понял тебя.

— Красные или белые?

— А хоть зелёные — все люди.

Ну уж так! У Игоря на этот счёт другое мнение имелось.

— А всё-таки?

— Не знаю, Игорёк. Придём — посмотрим.

— Не поздно ли будет?

— Кого ты боишься? Красных? Белых?

— Зелёных… — буркнул, не желая объяснять в тысячный раз, чтоб не возвращаться к утомительному старому спору. Старику только повод дай… Забавно; сколько они идут, а всё как-то получается, что ни белых, ни красных в лицо, так сказать, не встречали. В какую деревню ни зайдут — пусто, никто постоем не стоит. Объясняют: были, вот-вот снялись. А кто был? Когда одни, говорят, когда другие. А какие лучше? Молчат, мнутся. Это-то понятно, боятся прохожих людей. Скажешь: красные хороши, а вдруг белым донесут? И наоборот.

Люди…

По-ледневски: выжить хотят.

Сказал о том Пеликану, а он смеётся.

— Ишь, чего придумал, ехали бояре! Они, брат, честнее нас с тобой живут и жить будут. И молчат, потому что врать не хотят, а как по правде — не знают ещё.

Игорь ему напомнил услышанное:

— У стариков Чеховых двух дочерей белые запороли.

А Пеликан опять смеётся.

— Верно! Так в деревне, ехали бояре, красных пока не было. Вот они и не знают, сколь дочерей те запорют.

Игорь возмущался:

— Ну, знаешь, говори, да не заговаривайся!

А Пеликан смотрел на него хитрым глазом, другой сощурив до щёлочки, спрашивал вроде начальнически:

— За красных страдаешь, милок?

И весь разговор. Ах, Пеликан, Пеликан, Григорий Львович…

Старик Леднёв, профессор исторический, заворочался, устраиваясь поудобнее, сказал сонным голосом:

— А не мудренее ли утро вечера? Ложись, Игорёк, спи, родной, завтра ра-а-аненько разбужу, чуть свет. — И захрапел. Засыпал, он всегда, как младенец, ни о какой бессоннице не слыхал, пилюль в котомке не носил.

А Игорь не спал. Закрыл глаза, потом снова открыл и увидел другой лес, ещё светлый, предвечерний, прозрачный, и тропинку, протоптанную сотнями ног, и сломанную скамью, и рогатку берёзы. Дома он уже был, дома.

3

Что всё это было?

Сон наяву? Расшалившаяся фантазия? Воображение, столь же болезненное, сколь и богатое?..

Или иначе. Традиционное путешествие во времени? Шаг в другой мир? Сложная наведённая галлюцинация?..

Если бы Игорь Бородин любил научную фантастику, то он запросто мог бы применить такие термины, как, например, «нуль-переход» или ещё почище — «нарушение целостности пространственно-временного континуума». Щедрые на выдумку фантасты лихо объяснили бы всё и вся, подвели бы научную базу — на уровне доброй гипотезы, навсегда заклеймив случившееся, как, скажем, «эффект Бородина». Каково, а?

А в общем-то никак. И ответ на естественный вопрос — что всё это было? — увы, не существовал. Игорь и не задумывался над объяснением, просто шёл к берёзе и…

Кстати, берёза, как оказалось, прямого отношения к переходу не имеет. Однажды, опасаясь, что встретит родителей, возвращающихся с работы, что начнутся вопросы: куда? зачем? когда вернёшься? — Игорь ушёл в прошлое прямо из дома, из собственной комнаты. Не в берёзе дело — в самом Игоре. В чужую память можно путешествовать с любого вокзала. Просто с двойной берёзой связано самое первое путешествие, а Игорь всегда был склонен романтизировать приметы места…

Но между тем контрольная грянула в своё время, то есть в наше — время памяти Игоря и Валеры Пащенко, у которого память была похуже, чем у приятеля: плохо он запоминал формулы, всякие физические законы, считал себя прирождённым гуманитарием. Однако списал всё умело, без ошибок, не вызвав никаких подозрений у физика. А уж радости-то потом!..

Хлопнул Бородина по плечу.

— Это дело надо отметить.

— Каким образом? — заинтересовался Игорь, поскольку пащенковская формулировка наталкивала на известный вывод.

Но спортсмен Валера Пащенко остался верен себе.

— Есть предложение, — сказал он. — Идём в гости.

— К кому?

— К Наташке Яковлевой.

Это предложение стоило обдумать.

— Повод?

— А так.

Хороший повод, убедительный.

— У тебя что, сегодня тренировки нет?

— Угадал! Так идём или как?

— А не выгонит? — всё-таки усомнился Игорь.

— Нас?! Хо-хо! Она будет рада неземной радостью, ибо… — Тут он задрал к небу указательный палец, значительно потряс им где-то на уровне второго этажа, но разъяснять своё «ибо» почему-то не стал. — А к ней, между прочим, подруга прирулила.

— Что за подруга? Откуда знаешь?

— Ответ первый: с подружкой Натали купалась в море. Ответ второй: сама сказала.

— Убедил. Тронулись.

И тронулись, благо идти недалеко. А к берёзе Игорь решил позже пойти, не уйдёт от него путешествие…

Семнадцать лет, славный возраст, его понять надо. И Натали, одноклассница милая, недурна собой, волнует сердца сверстников-акселератов, а уж подруга, загадочная незнакомка с черноморским загаром — тут, как говорится, без вариантов, тут двух мнений не существует: спешить, знакомиться, побеждать, немедля, немедля.