Курт Воннегут - Доклад об эффекте Барнхауза

Он нервно поскреб затылок.

— Напрягаться изо всех сил я боюсь: не знаю, какие это вызовет разрушения. Простой мой каприз — все равно что фугасная бомба, вот до чего дело дошло. Наступила гнетущая пауза. — До самого последнего времени, — продолжал он, — я считал, что лучше всего держать мое открытие в тайне, потому что не знал, как его могут использовать. Теперь же я понял, что на эту тайну у меня не больше прав, чем на личное владение атомной бомбой. — Он порылся в кипе бумаг. Здесь, я полагаю, сказано все, что нужно. — И он протянул мне черновик письма на имя государственного секретаря.

"Дорогой сэр!

Я открыл силу, использование которой не требует никаких затрат и которая, по-видимому, имеет большее значение, чем атомная энергия. Я бы хотел, чтобы мое открытие было самым эффективным образом использовано в мирных целях, и поэтому обращаюсь к Вам за советом, как это лучше всего сделать.

Искренне Ваш

А. Барнхауз."

— И что теперь будет, — сказал профессор, — ума не приложу.

Три следующих месяца были сплошным кошмаром: в любое время дня и ночи к нам наведывались различные политические и военные тузы, желавшие взглянуть на «фокусы» профессора Барнхауза.

Мы находились в старом особняке неподалеку от Шерлоттсвиля, штат Виргиния, куда нас доставили, как из пушки, через пять дней после того, как профессор отправил письмо. Окруженные колючей проволокой и охраняемые двадцатью часовыми, мы значились в документах под кодовым названием "Проект "ДОБРЫЕ ПОЖЕЛАНИЯ" и были отнесены к разряду «совсекретно».

Компанию нам составляли генерал Гонус Баркер и Уильям К. Касрелл из госдепартамента. Когда профессор заговаривал о достижении всеобщего мира путем создания изобилия, они снисходительно улыбались и пускались в пространные рассуждения о пределах разумного и реалистическом подходе. Все это привело к тому, что профессор, поначалу почти совсем кроткий, через несколько недель стал превращаться в непреклонного человека:

При первой с ними встрече он выразил согласие открыть "ход мысли", который создавал цепь, преобразующую его мозг в динамопсихический передатчик. Но когда Касрелл и Баркер осточертели ему требованиями сделать это, он начал вилять. Сначала он заявил, что весь секрет можно передать на словах. Потом стал говорить, что для этого придется писать объемистый доклад. И, наконец, однажды вечером, когда генерал Баркер прочел за обедом приказ о проведении операции "Мозговой смерч", профессор сказал: "Чтобы написать такой доклад, понадобится лет пять". Затем, метнув на генерала яростный взгляд, добавил: "А то и все двадцать".

Замешательство, вызванное столь категоричным заявлением, все же до некоторой степени было смягчено волнующим предвкушением операции "Мозговой смерч". Настроение у генерала было праздничное.

— В эту минуту корабли-мишени уже на пути к Каролинским островам, восторженно объявил он. — Сто двадцать судов! Тем временем в Нью-Мехико готовят к залпу десять «Фау-25» и снаряжают пятьдесят беспилотных реактивных бомбардировщиков для учебной атаки на Алеутские острова. Нет, вы только подумайте! — Ликуя от счастья, он пробежал глазами весь приказ. — В следующую среду, ровно в 11.00, я скомандую вам "сосредоточиться!", и вы, профессор, предельно собравшись с мыслями, должны будете потопить корабли, уничтожить ракеты в воздухе и сбить бомбардировщики, прежде чем они долетят до Алеутских островов. Как думаете, справитесь?

Лицо у профессора посерело, он закрыл глаза и сказал:

— Как я уже говорил вам, мой друг, я и сам не знаю, на что я способен. Затем горько добавил: — Ну, а что касается операции "Мозговой смерч" — со мною никто не советовался, и я просто поражен, до чего все это по-детски придумано и к тому же безумно дорого.

Генерал вскинул голову.

— Сэр, — сказал он, — область вашей компетенции — психология, и я бы никогда не позволил себе давать вам советы в этой области. Моя область оборона страны. У меня позади тридцать лет успешного опыта, и я бы просил вас не критиковать моих суждений.

Тогда профессор стал взывать к мистеру Касреллу.

— Послушайте, — взмолился профессор, — разве мы все не хотим покончить с войнами и гонкой вооружения?! Разве не гораздо важнее — и это было бы много дешевле — попробовать, например, направить облачные массы в районы засухи? Я признаю, что почти ничего не смыслю в мировой политике, но мне кажется разумным предположить, что никто бы не стал воевать, если бы всем на свете всего хватало. Мистер Касрелл, я хотел бы попробовать привести в движение генераторы — там, где нет ни угля, ни воды, хотел бы заняться обводнением пустынь и так далее. Честное слово, можно было бы высчитать, что нужно каждой стране, чтобы максимально использовать свои ресурсы, и я бы давал им энергию, а американским налогоплательщикам это не стоило бы ни цента.

— Постоянная бдительность — вот цена, которую приходится платить за свободу, — сказал генерал, тяжело вздохнув.

Касрелл взглянул на генерала с легким отвращением.

— К несчастью, генерал по-своему прав, — сказал он — Господи, да если бы мир был готов принять ваши идеалы! Но это, увы, не так. Мы окружены не братьями, а врагами. Войны ведутся не из-за нехватки продовольствия или сырья. Вопрос в том, в чьи руки перейдет ответственность за весь мир: в наши или наших врагов.

Профессор неохотно кивнул и поднялся из-за стола.

— Прошу прощения, джентльмены. В конце концов вам действительно виднее, что лучше всего для страны. Я буду поступать, как вы скажете. — Затем он повернулся ко мне. — Не забудьте завести контрольные часы и выпустить погулять нашего облеченного доверием кота, — мрачно сказал он и пошел вниз по лестнице в спальню.

По соображениям государственной безопасности операция "Мозговой смерч" проводилась в тайне от широкой общественности, за счет которой оплачивались расходы. Наблюдатели, технические и военные специалисты, привлеченные к этой операции, знали, что готовятся какие-то испытания, но какие именно — не имели понятия. В курсе всего дела были лишь тридцать сень высокопоставленных особ и специалистов, включая меня самого.

В день операции у нас в Виргинии стояла не по сезону холодная погода. В камине потрескивали поленья, отражения пламени метались по полированной глади металлических шкафов. Единственным, что осталось в гостиной из роскошной старинной обстановки, было викторианское кресло на двоих, установленное строго в центре комнаты и обращенное к трем телевизионным экранам. Длинная скамья у стены напротив предназначалась для десяти из нас — особо привилегированных наблюдателей. На телеэкранах были — справа налево: полигон в пустыне — для ракетного удара, группа кораблей-мишеней и алеутское небо, по которому в скором времени промчится соединение беспилотных бомбардировщиков.