Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы

Пока я размышлял, солнце этих миров снова скрылось среди скопившихся облаков, и скоро струи дождя стали поливать вздыбившуюся гладь реки и толпы, собравшиеся под темнеющим небом на Набережной. Когда Король спустился с лесов, солнце блеснуло в последний раз, залив мгновенным сиянием и его фигуру в белом, и величественную арку, прорисованную на фоне чернеющего штормового неба. Облака нависали все ниже. Холодный ветер со свистом пронесся по улице Дворца и Порта, река обрела свинцово-серый цвет, а деревья на Набережной затрепетали. Парад был завершен. Через полчаса пошел снег.

Когда машина Короля двинулась по улице Дворца и Порта, а толпа стала шевелиться и растекаться подобно галечной отмели под натиском неторопливого прибоя, Эстравен снова повернулся ко мне, сказав:

— Не пообедаете ли вы сегодня вечером со мной, мистер Ай?

Приняв его предложение, я испытал скорее удивление, чем удовольствие. Эстравен немало сделал для меня за последние шесть—восемь месяцев, но я не рассчитывал получить от него такой знак благоволения, как приглашение в дом. Хардж рем ир Тибе по-прежнему держался рядом с нами, подслушивая, и я предполагал, что он ожидал услышать. Почувствовав раздражение от того, что меня впутывают в какую-то интригу, присущую, скорее, женщинам, я сошел с платформы и затерялся в толпе, проталкиваясь сквозь которую презирал себя за ту роль, которая была мне отведена. Я был не намного выше среднего геттенианина, но в толпе разница была заметнее. Смотри, это он. Это Посол. Конечно, все это было частью моей работы, но со временем она становилась отнюдь не легче, а тяжелее; все чаще и чаще я мечтал об анонимности, которая помогла бы мне обрести самого себя. Я хотел быть неотличимым от всех прочих.

Через пару кварталов я повернулся, чтобы двинуться к моим апартаментам, и внезапно толпа стала редеть, увидев, что рядом со мной идет Тибе.

— Все прошло безупречно, — сказал кузен Короля, улыбаясь мне. Его длинные, чистые, желтоватые зубы появились и исчезли на таком же желтоватом лице, покрытом морщинами, хотя он был отнюдь не стар.

— Прекрасное освящение, сулящее успех новому Порту, — сказал я.

— Да, в самом деле. — Снова показались его зубы.

— Церемония укладки замкового камня была очень внушительной.

— Именно так. Она пришла к нам из давних времен. Но я не сомневаюсь, что Лорд Эстравен все объяснил вам.

— Лорд Эстравен очень любезен.

Я старался говорить вяло и равнодушно, но все же слова, сказанные мною Тибе, обретали какой-то двойственный смысл.

— О да, в самом деле именно так, — сказал Тибе. — Лорд Эстравен в самом деле пользуется широкой известностью из-за своей любви к иностранцам. — Он снова улыбнулся, и каждый из его тридцати двух зубов, казалось, смотрел на меня с каким-то странным двойным смыслом.

— Мало кто из иностранцев ощущает себя столь покинутым, как я, Лорд Тибе. И я очень благодарен, если встречаю любезность.

— Да, конечно, да, конечно! Благодарность — редкое возвышенное чувство, воспеваемое поэтами. Оно столь редко встречается в Эренранге, и я не сомневаюсь лишь потому, что оно непрактично. В какие трудные времена, которым чужда благодарность, мы живем. Все идет не так, как в дни наших предков, не так ли?

— Вряд ли мне это известно, сэр, но такие же сетования я слышал и в других мирах.

Тибе посмотрел на меня так, словно хотел удостовериться, не сошел ли я с ума. Затем он снова обнажил свои длинные желтые зубы.

— Ах да! В самом деле! Я совсем забыл, что вы прибыли с другой планеты. Хотя я не сомневаюсь, что, если бы вы могли забыть этот факт, жизнь здесь в Эренранге стала бы для вас куда проще, безопаснее и живее, а? Это именно так! Вот моя машина, я оставил ее здесь на полпути. Я был бы рад предложить вам подвезти вас на ваш остров, но на мне лежат определенные обязанности, и я спешу в Дом Короля, чтобы мои бедные родственники не потеряли хорошего расположения духа, понимаете? В самом деле! — сказал кузен Короля, влезая в маленький черный электромобиль и, повернувшись ко мне, он еще раз одарил меня лицезрением своих зубов и глаз в паутинке морщин.

Я двинулся к себе домой на мой остров.[2] Его палисадник перед фасадом наконец показался из-под растаявшего снега, а зимняя дверь, взнесенная над почвой на десять футов, была открыта на те несколько месяцев, пока не вернется осень и не повалят глубокие снега. Неподалеку от здания, утопая в грязи, во льду и топча первые стремительные весенние ростки, стояла, разговаривая, какая-то молодая пара. Их правые руки были сплетены. Они были в первой стадии кеммера. Тяжелые мягкие хлопья снега плясали над их головами, когда они босоногими, сплетясь руками, глаза в глаза, стояли в ледяной грязи. Весна приходит на Зиму.

Перекусив на острове, я к тому времени, когда гонг на Башне Ремми пробил Четвертый Час, был во Дворце, готовясь к ужину. Кархидцы плотно едят четыре раза в день — завтрак, ленч, обед и ужин — не считая того, что в перерывах они все время что-то грызут и жуют. На Зиме нет крупных животных, мясо которых можно пускать в пищу, и нет молочных продуктов, таких, как сыр, масло или молоко; единственная белковая пища, богатая углеводами — это разнообразные яйца, рыба, орехи и хайнское зерно. Диета низкокалорийна для такого сурового климата, и поэтому приходится есть достаточно часто. Мне пришлось приучиться перекусывать буквально каждые несколько минут. И прошло не меньше года, прежде чем я понял, что геттениане испытывают не столько постоянную жадность к еде, сколько непреходящее чувство голода.

По-прежнему падал снег, пелену которого прорезали легкие весенние молнии, что было куда приятнее, чем бесконечный дождь. Я шел к Дворцу и предстал перед ним в тихих сумерках снегопада, заблудившись лишь один раз. Дворец Эренранга представлял собой целый внутренний город: обнесенное стеной скопище дворцов, башен, садов, двориков, монастырей, крытых мостиков, открытых, заглубленных в землю проходов, рощ и голубятен — продукт паранойи, властвовавшей здесь неисчислимое количество лет. Над всем этим сплетением поднимались мрачные, красные, отшлифованные стены Королевского Дома, в пределах которого не мог обитать никто, кроме самого Короля. Все остальные: слуги, лорды, министры, парламентарии, стража и все прочие проводили ночи в других дворцах или фортах, или в каких-то бараках, или домах вне периметра стен. Домом Эстравена, знаком высшего королевского благоволения, было Красное Угловое Жилище, возведенное 440 лет назад Хармесом, возлюбленным кеммерингом Эмрана III, чья красота прославляется до сих пор и кто был похищен, искалечен и возвращен помешанным дурачком наемниками Внутренних Земель. Эмран III умер через сорок лет, не переставая пылать жаждой мести к своей несчастной земле: Эмран Несчастный. История эта была столь древней, что трагизм ее поблек и осыпался, и только какая-то атмосфера бесконечной верности и меланхолии чувствовалась в древней кладке и тихих тенях этого дома. Обнесенный стеной садик был невелик, и деревья серем склонялись над выложенным камнем бассейном. В слабом свете, падавшем из окон дома, я видел, как падают тяжелые теплые хлопья снега и как опускаются с деревьев в темную воду бассейна белые пушинки. Эстравен с непокрытой головой и без плаща, стоял, ожидая меня на холоде и рассеянно наблюдая за странным смешением в вечерней мгле снега и семян. Тихим голосом поприветствовав меня, он ввел меня в дом. Других гостей не было.