Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского

Крайне принижены и фактически сведены к водевилям серь­езнейшие сибирские повести «Дядюшкин сон» и «Село Степанчиково и его обитатели». Не замечают философичности этих по­вестей. Глубоко философский образ главного героя «Села...» — Фомы — толкуется чаще всего упрощенно.

Много резких и резчайших суждений высказано по адресу глубочайшего произведения Достоевского «Записки из подполья». В последнее время к «Запискам...» немного подобрели, источник ругательств иссяк. В комментариях к Полному собранию сочи­нений отсутствует резкость по отношению к повести. Находят, что полемика здесь не только с Чернышевским, но и с Зайце­вым и Катковым. А это уже в пользу Достоевского. Ибо спорить только с Чернышевским, по мысли комментаторов, значит, зани­маться явно несправедливым делом. Совершенно правильно под­черкивается, что «Записки...» не есть полемика с «Что делать?». Это уже хорошо. Но все это частности. Недостатки же в глаз­ном: полное непонимание философской и социальной глубины повести. Неубедительные ссылки на неубедительную мысль Горь­кого, увидевшего в «Записках...» обоснование нигилизма и анар­хизма, сути дела не меняют.

В психологии читателей все еще держится мысль о том, что «Крокодил» — это пасквиль на Чернышевского. К чести достоевсковедения надо отнести то, что эта укоренившаяся мысль была опровергнута на документальной основе: в опубликованных черновиках к этому рассказу не оказалось даже имени Чернышевского.

Но самая несправедливая оценка была дана роману «Бесы». Весь запас ругательств был использован по его адресу: «лите­ратурная гниль», «клевета», «пасквиль», «карикатура» и т. п. За что только ни ругали рам да: не изображены «бедные люди», нет социального, российская администрация если и критикуется, то лишь за то, что не умеет бороться с революционерами, взгляды автора шовинистические, окарикатурил революционеров, обругал социализм, полемизировал с Чернышевским. Какие только дово­ды ни приводились для унижения романа. «Бесами» восхищался Бердяев — довод, против инсценировки романа выступил Горь­кий — довод, иначе писали о революционерах Тургенев, Репин и Маковский — довод, «Бесы» подняты на щит символистами — довод. Можно было бы продолжить этот неиссякаемый в свое время поток. Но не стоит. Замечу только, что в свете таких оце­нок идейного плана естественно был сделан вывод о художест­венной несостоятельности романа. В последние семь-восемь лет в свете общественной практики был начат пересмотр «Бесов». Он идет пока еще крайне медленно, но ругательства все осла­бевают и ослабевают. И, видимо, не далеко то время, когда это произведение будет оценено адекватно тому глубочайшему фи­лософскому и социальному содержанию, которое в нем заклю­чено.

О «Братьях Карамазовых» почти двадцать лет не говорят, что это церковничеокий роман. Но все еще повторяют, что автор там выступает против суда присяжных и что в «поэме» Ивана Карамазова выражена «реакционная сущность» философии До­стоевского.

До сих пор висит лолупроклятие над глубочайшим произве­дением Достоевского «Дневник писателя». Его чаще всего счи­тают реакционным. Он издан всего лишь один раз, более сорока лет назад и даже не прокомментирован. Те попытки, которые де­лаются для объективного рассмотрения этой глыбы мыслей, по­ка еще очень слабы, чтобы рассчитывать на изменение психоло­гии общества. Особенно если учесть, что даже некоторые из серь­езных исследователей Достоевского высказывали сомнение в необходимости равного для «Дневника...» тиража при издании Пол­ного собрания сочинений писателя. И, видимо, они не были оди­ноки.

Помимо оценки конкретных произведений существуют оценки творчества и мировоззрения Достоевского в целом. В такой же мере адекватные действительности. Все это связано. Иногда об­щая оценка определялась через оценки конкретных произведе­ний. Но такое не часто. Чаще конкретные произведения оцени­вались под влиянием общей оценки.

Общие оценки были разными в одно и то же время. Они ме­нялись и по времени. Но было и есть в них нечто устойчивое.

Прочно укрепилась мысль о наличии разных периодов в твор­честве и мировоззрении писателя. Таких периодов выделяют два: досибирский и послесибирский. Разделяют периоды смена ко­ренных убеждений, иное восприятие мира. Эволюция от лучше­го к худшему, от прогрессивности к реакционности.

Иногда Достоевскому отказывается в самостоятельности осмысления миропорядка. Находят людей, которые благотворно или, наоборот, неблагоприятно влияли на писателя. Вольно или невольно, но большого мыслителя сводят до уровня недалекого ученика, заблудившегося после потери учителя.

Восприятие мира сводят к низшему: не мировоззрение, а ми­росозерцание. Последнее порою именуется реакционным, отжив­шим, общественной мыслью давно превзойденным.

Невозможность отрицать художественные достоинства всех произведений писателя при признании его мировоззрения (или миросозерцания) реакционным привела к теории «вопрекизма», согласно которой художник творил вопреки мировоззрению.

Иногда вся сложная идеологическая система Достоевского предельно упрощается и сводится к «почвенничеству».

Не преодолено однозначное прочтение Достоевского. Слабо учитывается разное значение его творчества для разных времен. Одни замечают в творчестве Достоевского только событийное, другие — только социальное, третьи — только философское. Изу­чают что-то одно (это вполне правомерно), но считают, что ох­ватили творчество и мировоззрение в их целостности (это совсем не правомерно). И споры поэтому очень часто проходят без наличия какой-то общей основы. Один исследователь говорит с по­зиций событийного, другой — социального, третий — философского. А потому мечут стрелы мимо друг друга, не убеждая никого и ни в чем. Ибо каждый, по существу, прав, как выразитель ча­сти истины. Неправомерна лишь претензия на всю истину при исследовании лишь части предмета.

Непонимание многозначности еще шире разлито в сознании обычного читателя. Отсюда и появляются статьи школяров, в ко­торых высказывается удивление: зачем изучать «Преступление и наказание», ведь в нашем обществе убивать старух никто не собирается. А ничему другому якобы этот роман не учит. Увиде­ли в нем только то, что там произошло убийство. Увидели собы­тийное. И вот уже противопоставляется Достоевскому Симонов, с героев которого можно брать пример. А какой пример подает Раскольников? Школа, включившая (наконец-то!) в свою прог­рамму Достоевского, оказалась неподготовленной к его изучению. Причина у этого явления не одна. Но явление сложилось и не без влияния науки о Достоевском.