Карл Грунерт - Яйцо археоптерикса. Фантастические рассказы

Этим горделивым утверждением старый ученый завершил свой дифирамб первоптице, которая постепенно развивалась в яйце под воздействием живительного тепла.

Негромкое мурлыканье зазвучало в кабинете и одновременно профессор почувствовал, что о его ноги трется Граухен. Лаская кошку, он гладил рукой ее спинку, пытаясь немного искупить прежнее невнимание. Затем, однако, он сказал:

— Придется тебе привыкнуть на какое-то время к жизни на кухне, дражайшая Граухен! Хотя ты и очень благовоспитанная кошечка, под твоей мягкой, восхитительной шерсткой все-таки таится хищник, и более того, хищник, который очень любит маленьких птенцов!

Граухен хотела было запрыгнуть к нему на колени, занять место, принадлежавшее ей годами, но профессор отмахнулся от нее, встал и открыл дверь, собираясь прогнать кошку прочь.

В этот момент на пороге появилась Паулина.

— Дражайшая Паулина, кошку некоторое время нельзя будет пускать в кабинет. Думаю, у вас на кухне она будет в надежных руках.

— Конечно, профессор — как пожелаете! — Профессор, я хотела спросить, справитесь ли вы сами несколько часов; мне хотелось бы ненадолго отлучиться к родным…

— Ступайте, Паулина, ступайте! Но к вечеру вы, я смею надеяться, вернетесь…

— Непременно. До свидания, господин профессор!

Подхватив Граухен на руки, она вышла из комнаты.

Паулина, эта добрая, заботливая душа, не знала, что и делать. Нынче случилось самое невероятное: профессор даже не притронулся к любимому блюду — фрикасе из курицы! Нет, ничем хорошим это не кончится! И все из-за злополучного яйца!

Паулина направилась не к родственникам, а к семейному врачу профессора, доктору Гартману, советнику медицины. Она излила перед ним свое старое, преданное сердце, поведала все свои горести, рассказала о том, как несколько дней назад профессор получил по почте большую каменную плиту, как работал над нею резцами день и ночь, высвобождая скрытое в камне яйцо, как не спал последние три дня и три ночи и ни кусочка не проглотил (не притронувшись даже к любимому блюду!), как изгнал из кабинета красивую серую кошечку, которая, как известно господину советнику, была памятью о покойной жене — и все ради того, чтобы добыть птенца из яйца проклятой птицы, каковое он поместил в нагретую жестяную коробку! — Свой рассказ Паулина завершила горючими слезами и настоятельной просьбой к господину советнику наставить ее хозяина на ум, пока еще не поздно!

— Хорошо, хорошо, фрейлейн Паулина, будет сделано! Возвращайтесь домой; я вскоре последую за вами. Часы посещения больных уже истекли; профессор должен считать, что я пришел к нему с визитом вежливости, как старый друг, а не как семейный врач.

Отворив дверь в кабинет старого друга, советник медицины доктор Гартман тотчас услышал короткий прерывистый звон сигнала тревоги.

Он вошел; следом вошла Паулина, которая также услышала звонок.

И — там, за столом, крепко спал старый профессор, и его растрепанная седая голова покоилась на вышеупомянутом изображении археоптерикса. Он заснул беспробудным сном и не услышал тревожный сигнал инкубатора.

Одним взглядом советник медицины оценил положение.

— Пожалуй, я пришел как раз вовремя! — пробормотал доктор Гартман.

Он задумчиво взглянул в лицо спящего, сосчитал пульс профессора и сказал:

— Не беспокойтесь, фрейлейн Паулина, я хорошо знаком с его конституцией! Он наверстает все упущенное во сне. Давайте устроим его здесь, на раскладном кресле; завтра, к этому же часу, он полностью восстановит свои силы — и, не исключено, станет вести себя более благоразумно!

Затем престарелый советник приблизился к инкубатору… здесь также предстояло немало дел…

Приблизительно двадцать четыре часа спустя профессор Дилювиус проснулся.

Пораженный, он осмотрелся и понял, что лежит на кресле, обложенный со всех сторон подушками и одеялами.

Профессор был озадачен и на мгновение потерял нить своих мыслей. Затем его взгляд упал на инкубатор, стоявший на письменном столе.

Ловко, как юноша, профессор вскочил на ноги и поспешил к аппарату.

Яйцо было внутри — неповрежденное, и термометр показывал предписанную температуру инкубации! Профессор вызвал звонком Паулину.

Паулина, как видно, ждала звонка, ибо мгновенно появилась в дверях.

— Добрый день, дражайшая Паулина! Долго же я проспал, полагаю?

— О, совсем немного, дорогой господин профессор! Вы на минутку прикорнули на раскладном кресле; я принесла вам подушек. Когда я вернулась от родственников, вы так крепко спали, что я не решилась вас будить. С инкубатором все было в порядке и…

— Верно, верно, Паулина — я только что заметил, что перевел механизм на «автоматическую регуляцию» вместо «тревоги». Надо полагать, я ощутил сильную усталость и вовремя повернул выключатель. Слава Богу, механизм работал без перебоев. Машина все же надежней человека. — А теперь, милая Паулина, принесите мне что-нибудь поесть! Скажите-ка, осталось ли у вас еще немного фрикасе?

— Конечно, конечно, дорогой господин профессор! Сейчас же подам!

И, сияя от радости, она бросилась на кухню.

Поскольку старый профессор вновь наслаждался фрикасе, Паулина больше за него не беспокоилась. Что же до профессора, то он превозмог пароксизмы минувших дней, так как удостоверился, что механизм автоматической регуляции инкубатора работает надежно и исправно.

Внешне он казался прежним решительным и вдумчивым ученым, но его внутренний мир был озарен восходящим солнцем великой надежды!

Дни проходили спокойно, размеренно… Дни слагались в недели…

Во второй половине двадцать четвертого дня профессор Дилювиус сидел в кабинете. День выдался душный, и пылающий жар июльского солнца навеял на профессора сонливость.

Он грезил в полудреме, с открытыми глазами. Увешанные коврами стены кабинета словно раздвинулись — бесконечная даль как будто распахнулась перед ним, тропа под ногами вела в обширную зеленую долину. Неведомые растения с причудливо искаженными формами, произраставшие в изобилии, точно в теплице, нависали над головой, вились и стелились под ногами. В чаще девственного леса копошились, прыгали и бегали неведомые, фантастические существа.

Внезапно скользящая тень упала на тропу.

Воздушное создание перелетало с одного странного и причудливого древесного ствола на другой.

Его оперение, в особенности длинный хвост, подобный пальмовому листу, сверкало металлически-зеленым блеском. Вот необычайное существо пронеслось совсем низко над путником и повисло на одном из стволов, расходившихся в стороны ветвями, как канделябры.