Андрей Мартьянов - Возрождение надежды

— Для меня — приличную мужскую одежду, — уточнила Асверия. — Иди, Страшар, займись делом.

Управитель, проклиная собственную непредусмотрительность и неизящно сквернословя, отправился прочь. Пока господа изволят смывать дорожную пыль, придется расстараться и показать владетельной хозяйке Кергово, что замок ее управляется радетельным, знающим свое Дело мужем.

— Войко! — огласил Страшар двор низким, бычьим ревом. — Ты где, ленивец этакий? Опять к девкам в портомойню удрал? Войко! Высеку!

— Что угодно? — Войко, оказывается, не отставал от Управителя ни на шаг.

— Беги в сторожевую башню к десятникам! Делай что хочешь, грози от моего имени ссылкой в Рудну, но от пива их оторви! Пускай поднимут стражу и построят на дворе! Да брось ты копье-то свое, что как в девку в него вцепился!

— Не могу, — ответствовал юноша. — Твоим же указом надлежит каждому, кто в страже, носить копье. А ежели кто без оружия окажется, сам же ты грозил палок всыпать да на то копье насадить.

— Дай сюда! — рявкнул управитель. — Сегодня ты не в страже. Будешь моим порученцем.

— Так ты б, господин, к примеру, не меня, а Илжи взял… Он год у жрецов учился, буквы разумеет. А я-то, всем ведомо, дурень дурнем.

— Илжи твой хоть и учился, да от пива не просыхает! Гнать бы его, засранца, в шею… Что сказал — беги в башню! Уши надеру!

В Хмельной Горе было два внутренних двора. В одном, большем, расположенном возле ворот, находились деревянные конюшни, колодец, кузня и куча покосившихся пристроек: склады, хлева, птичники. Второй, не такой просторный, зато чистенький, примыкал к дальней стене квадратного укрепления и главной башне. Там и было указано собрать всех, кто свободен от службы на стенах. Разбушевавшийся Страшар своими руками выгреб из кладовых лучшие припасы, попенял стряпухам, что никудышно работают, хотя те старались вовсю, отдал распоряжение конюхам почистить, накормить и обустроить господских лошадей…

— Где ж я им возьму три спальни сразу-то? — громыхал Страшар, носясь по замку и улаживая десятки мелких дел, связанных с приездом Асверии. Простыней-то чистых нету! Эх, знал бы, где упасть, — соломки бы постелил… Придется госпоже на шкурах спать, да оно и мягче. Мужиков уложим при караульной, потерпят. Батюшки! Я ж про одежду для господ забыл распорядиться! Бойко, беги в кладовую! Самое лучшее заберешь! Да не стой же ты ровно пень! Одна нога здесь, другая там!

В главной зале, где тускло поблескивал в свете факелов трон из серебра — потемневшее от времени, отлитое местными умельцами жесткое кресло, накрывали длинный стол, выметали подгнившую солому, стлали вместо нее свежую, выгоняли незнамо как забредших в увешанное старинными знаменами помещение гусей и кур.

У белошвеек нашлась чистая, ни разу не пользованная скатерть, на которую, впрочем, немедленно опрокинули блюдо с жареными утками, плававшими в густом соусе из чеснока и белых грибов. С кухни тащили все, что успели приготовить: помянутых уток, непременные грибы — соленые, вываренные, моченые, жареные; куриц, копченые окорока, по-всякому приготовленные ягоды, на которые были щедры керговские сады, леса и болота, сушеную рыбу, пышные блинчики, залитые медом и вареньем… Особое нардарское кушанье — измельченное мясо, завернутое в кусочки раскатанного теста и сваренное в бульоне, — поставили на стол в необъятном глиняном горшке. В губоких мисках подали тушеные репу и морковь, колбаски из поросятины и оленины, бычий язык… Страшар сознавал, что несколько перестарался и всем этим добром можно накормить человек двадцать, а то и тридцать, ну да пусть. Зато никто не посмеет упрекнуть управителя в том, что керговцы негостеприимны и не умеют достойно встретить дочь кониса Юстина, да обогреет его Священный Огонь за гранью мира…

"Погоди-ка, погоди! — ахнул вдруг про себя Страшар. — Что же это получается? Если все семейство господина нашего кониса перебили мергейты, когда штурмовали Сеггед… А младшего сына Юстина, высокородного Кенрика, загубили саккаремцы во время битвы при Мельсине, значит… Асверия-то наша единственная наследница! Законы Нардара признают право женщины наследовать престол конисов, если в живых не осталось родственников-мужчин. Выходит, Асверия — светлейшая конисса всего Нардара? Беда на мою седую голову!"

— Бойко! Войко-о!

— Одежду я нашел и в баню отослал, — доложил запыхавшийся юноша. — Еще какие поручения, господин управитель?

— Ступай в казармы, переоденься в чистое, а то смердишь потом, будто весь день за плугом ходил. Как там господа?

— Покупались, одеваются.

— Переоденешься когда, веди их мигом на малый Двор. Я сам сейчас спущусь. Эх, ужин-то остынет! Разве можно кушать холодное?

— Можно, — уверенно ответил Войко. — Смотри, сколько наготовлено! Пусти меня за такой стол, я бы из-за него седмицу не вылезал! А стражу вот только капустой и кормишь да жирной свининой, от коих животы в расстройство приходят…

— Не твоего ума дело! Позор для воителя брюхо отращивать! Чего стоишь? Бегом!

Страшар заторопился на озаренный факельным светом малый двор, обозрел бравое воинство — десятникам удалось собрать полсотни человек, половину из которых покачивало от пивных паров, — после чего принял надлежащую позу и проорал:

— Олькуш! Рахув! Снява! Вы, вы, дармоеды! А ну ко мне со всех ног!

— Чего изволишь, господин? — вопросил самый смелый и молодой из десятников.

— Ты, Снява, заткнул бы пасть и слушал! — надсаживал голос Страшар. Отчего оружие не чищено?

— Так никто не приказывал… Сам же ты говорил: если придет супостат, будем не мечом работать, а луком да арбалетом. И никакой степняк к Хмельной Горе за перестрел не подойдет.

— Строй подровнять! Знамя-то, знамя где? Куда, собаки, знамя подевали?

— Так оно… — проворчал вислоусый Рахув, — в главной зале висит, вместе с остальными прочими. Сугубо для красоты и услаждения взоров.

— Ой, лопухи! И как вас только прэт на службе держит! — простонал Страшар, забывая, что настоящего прэта здесь не видели давным-давно, а заезжавшую года три назад на пару седмиц госпожу Асверию как владетельницу Кергово никто всерьез не воспринимал. Разве захочет дочка Юстина жить в медвежьем углу? Асверия тогда поохотилась, погуляла по окрестностям, забрала с собой слитки серебра, которые обязана была отвезти отцу в Сеггед, и более ее здесь не видели.

— Так тащить знамя? — вопросил Снява. — А то всамделе нехорошо получается. Замковая стража — и без знамени.

— Рахув! — воззвал Страшар. — Возьмешь на большом дворе лестницу, снимешь керговский флаг с потолка! Не тот, синий с полосками, а зеленый! Это где два волка к жбану приникли! Понял?