Филип Дик - Солнечная лотерея

Бентли был шокирован. Он представлял себе, что все будет происходить не так.

— Итак, я принят? — почти с яростью спросил он.

— Конечно, — небрежно бросил Вейкман. — Веррику нужны специалисты класса восемь-восемь. Он с удовольствием наложит на вас свою лапу.

— Погодите, — сказал Бентли, — мне нужно подумать.

Он отступил на несколько шагов. Элеонора ходила взад-вперед по комнате, засунув руки в карманы.

— Есть что-нибудь новое о том типе? — нервно спросила она у Вейкмана.

— Только частное уведомление по закрытому каналу. Его зовут Леон Картрайт. Он возглавляет секту уклонистского толка.

Элеонора сжала виски.

— Господи, может, я не должна была так поступать. Но дело сделано, я уже не могу ничего изменить.

— Да, вы сделали ошибку, — сказал Вейкман. — И только с годами вы осознаете ее тяжесть.

Страх мелькнул в глазах Элеоноры:

— Я не оставлю Веррика! Я должна быть с ним!

— Почему?

— С ним мне не страшно. Он позаботится обо мне.

— Корпус вас защитит и поддержит.

— Я не хочу иметь с Корпусом никаких дел. Все вокруг продажное, так же как и эти Холмы.

— Вопрос в принципе, — сказал Вейкман. — Корпус стоит над людьми.

— Нет, — возразила Элеонора. — Корпус — это мебель, светильники, само это здание… А это все можно купить за деньги, — она передернула плечами. — Он престонист, не так ли?

— Да.

— Мне не терпится его увидеть. Я испытываю какое-то нездоровое любопытство, будто речь идет о диковинном звере с другой планеты.

Бентли ни слова не понял в их разговоре.

— Довольно, — сказал он. — Я готов.

— Превосходно, — Элеонора скользнула к письменному столу, подняла одну руку, а другую положила на бюст Веррика.

— Вы знаете клятву или вам помочь? Бентли знал клятву назубок, но сейчас растерялся. Вейкман неодобрительно взглянул на него и углубился в созерцание собственных ногтей. Взгляд Элеоноры был холоден. Бентли чувствовал, что в этой ситуации что-то не так, но все-таки начал приносить присягу.

Бентли еще не дошел до середины клятвы, как в комнату шумно ввалилась большая группа людей, возглавляемая высоким человеком с мощными плечами. У него была тяжелая походка, землистого цвета лицо с резкими чертами. Стального оттенка волосы свисали беспорядочными прядями. Это был Риз Веррик в окружении сотрудников, связанных с ним личной клятвой.

Вейкман перехватил взгляд Веррика. Элеонора окаменела. С пылающими щеками она ждала, когда Бентли закончит клятву. Как только он договорил, она унесла бюст из комнаты и, тотчас вернувшись, протянула руку:

— Вашу правовую карточку, Бентли.

Бентли отдал карточку.

— Кто это? — спросил Веррик.

— Он класса восемь-восемь.

— Класса восемь-восемь, биохимик? — Веррик с любопытством уставился на Бентли. — Он стоит чего-нибудь?

— Он хорош, — сказал Вейкман. — Насколько я мог определить, он первоклассен.

— Он недавно прибыл с Птицы Лиры, — сказала Элеонора, — и ничего не знает.

На усталом лице Веррика мелькнула озорная усмешка:

— Он последний. Остальные пойдут к Картрайту, престонисту.

Веррик взглянул на Бентли:

— Ваше имя?

Бентли назвал себя. Веррик стремительно пожал ему руку, и в следующее мгновение толпа, ведомая им, направилась к лестнице на выход. В комнате остался только Вейкман.

Шагая рядом с Верриком, Бентли решился спросить:

— Куда мы идем?

— На Холм Фарбен. Мы будем действовать оттуда. С прошлого года Фарбен принадлежит лично мне. Там я могу потребовать преданности к своей персоне несмотря ни на что.

— Несмотря на что? — переспросил Бентли, но ответа не получил.

Когда группа спустилась к стартовой площадке, где ее ждал межконтинентальный транспорт, Бентли еще раз спросил:

— Что же в конце концов произошло?

— Идемте, — прервал его Веррик. — У нас слишком много работы, чтобы тратить время на разговоры.

Бентли все понял.

Со всех сторон уже доносились возбужденные голоса механических информаторов:

— Веррик смещен! Престонист стал Человеком Номер Один! Веррик смещен!

Да, произошла непредсказуемая смена власти. Это было именно то, о чем пророчествовали предзнаменования. Веррик перестал быть Человеком Номер Один, Веррик больше не был Ведущим Игру. Он даже не принадлежал Директории. И Бентли был связан с ним клятвой.

Глава 2

Едва рассвело, как Леон Картрайт сел за руль старенького «Шевроле-82». Он был одет в отутюженный костюм старинного покроя. Потрепанная шляпа венчала его голову, в жилетном кармашке тикали часы. От Леона Картрайта веяло старостью и увяданием. Высокий, худой, нервный, он выглядел на все шестьдесят.

Его тонкие руки, твердо сжимавшие руль, были покрыты веснушками. Казалось, что-то беспокоило Картрайта, он был излишне напряжен и вел машину осторожно, будто в ней везли тяжелобольного.

На заднем сиденье «Шевроле» лежали бобины с корреспонденцией, поношенный непромокаемый плащ и несколько пар ни разу не надеванных ботинок. Заряженный «Хоппер Коппер» был засунут под сиденье.

Улицу с обеих сторон обрамляли скучные однообразные здания с пыльными окнами, потускневшей рекламой. Это были реликвии прошлого века, как, впрочем, и сам Леон и его машина. Мужчины в выцветших рабочих костюмах прогуливались у подъездов. Их лица были бесцветны, глаза пусты и унылы.

Еще совсем молодые, но уже увядшие женщины, одетые в единообразные черные пальто, облепили магазины, торгующие подержанными вещами и продуктами сомнительной свежести. Дома, в грязных жилищах, их ждали вечно голодные дети.

«Судьбы людские неизменны, — подумал Картрайт. — Ни система классификации, ни очень сложные и точные игры-вопросники не улучшают жизнь людей. И так будет всегда, поскольку всегда будут неклассифицированные».

В двадцатом веке была полностью решена проблема производства товаров. В конце концов их масса достигла предельного объема. Излишки товаров стали представлять угрозу для свободного рынка, и в 1980 году было решено сжигать все вещи, не находящие потребителя.

Еженедельно по субботам ко всем площадкам для сжигания товаров, обнесенным колючей проволокой и тщательно охраняемым, сходились огромные толпы, состоящие из тех, кто был не в состоянии купить превращаемые в пепел продукты и вещи. Со слезами и злобой в глазах смотрели люди на огромные костры из творений человеческих рук.

Игры призваны были облегчить положение.

Не имея возможности купить дорогостоящие промышленные товары и продукты, люди могли хотя бы надеяться выиграть их. В течение нескольких десятилетий экономика, зашедшая в тупик из-за перепроизводства, благодаря игровым механизмам распределения сделала сильный рывок. Но на одного счастливчика, выигравшего автомобиль, холодильник, телевизор или еще что-нибудь, приходились миллионы не выигрывавших ничего.