Филип Киндред Дик - Синдром
Он смолк, выжидая; Агопяну не позавидуешь, не так-то легко подобрать нужные слова в такой ситуации.
— Да, — согласился после некоторой паузы Агопян, — у вас очень подробные и устойчивые воспоминания. Только передо мной лежит ваша история болезни, там все это подробно записано, и я не вижу никакого смысла в повторениях — откровенно говоря, выслушивать ваш рассказ ночью, в такое время, даже неприятно. Я не знаю, откуда у вас эти воспоминания, зато я знаю, что они — ложные, ведь я встречался с вашей женой, говорил с ней, переписывался с ней, и все это после того дня, в который, если верить вашим воспоминаниям, вы убили ее на Ганимеде. Уж это-то я знаю точно.
— Назовите мне хотя бы одну вескую причину, почему я должен с ней встречаться. — Купертино сделал движение, собираясь разорвать листок с адресом.
— Одну?— Доктор Агопян задумался, его лицо было серым и усталым. — Да, я могу назвать вам вполне, как минимум, одну причину, вот только найдете ли вы ее достаточно веской.
— А вы попробуйте.
— Кэрол ведь тоже присутствовала тогда на Ганимеде — в ту ночь, когда, согласно вашим воспоминаниям, вы ее убили. Возможно, она сумеет объяснить, откуда взялись у вас ложные воспоминания; думаю, ей что-то про это известно — по крайней мере, такой вывод можно было сделать из нашей переписки. — Он внимательно посмотрел на Купертино. — Однако ничего более определенного она мне так и не сообщила.
— Хорошо, я съезжу, — сказал Купертино и быстро вышел из кабинета Агопяна. «Странная все-таки идея, — думал он, — узнавать обстоятельства смерти некоей личности у этой самой личности. Однако тут Агопян прав, кроме Кэрол в ту ночь там никого не было. Можно было и самому понять, что придется в конце концов с ней встретиться».
Что-то тут было не так, логика была какой-то извращенной, и радости ему это не доставляло.
В шесть утра он уже стоял перед маленьким, но зато отдельным домиком Кэрол Холт Купертино. Пришлось долго, многократно нажимать кнопку звонка, и только тогда дверь открылась, на пороге показалась заспанная Кэрол, одетая в голубую полупрозрачную ночную рубашку и белые пушистые шлепанцы. Мимо ее ног торопливо проскользнула кошка.
— Еще помнишь меня?
Купертино посторонился, пропуская кошку.
— О господи, — Кэрол откинула с лица белокурую прядь и кивнула. — Сколько же это сейчас времени? — Пустынную улицу заливал серый, холодный свет. Зябко поежившись, она сложила руки на груди. — С чего это ты встал так рано? Прежде тебя из кровати было не вытащить до восьми часов.
— Я еще не ложился.
Ступив через порог, Купертино оказался в гостиной. Темно, окна задернуты шторами.
— А кофе можно у тебя попросить?
— Конечно. .
Она сонно прошлепала на кухню, подошла к плите и нажала кнопку «Горячий кофе»; появилась чашка, а за ней другая. От кофе подним&чся ароматный пар.
— Мне — со сливками, тебе — сливки и сахар. Ты всегда был малость инфантилен.
Кэрол передала ему чашку; ее собственный запах — запах теплоты, мягкости и сна — мешался с запахом кофе.
— Ты и на день не постарела, — сказал Купертино, — а ведь прошло уже больше трех лет.
Не то что не постарела, она стала за это время еще более худощавой, стройной.
— А это что, наводит на какие-то подозрения? Кэрол села за кухонный стол; щеки ее раскраснелись, глаза блестели, сложенные руки все так же целомудренно прикрывали грудь.
— Нет, просто комплимент. — Купертино тоже сел. — Меня послал Агопян; он считает, что мне нужно с тобой встретиться. По-видимому...
— Да, — прервала его Кэрол, — я с ним знакома. Я несколько раз ездила в Северную Калифорнию по делам, по дороге заходила и к нему. Он попросил меня в одном из писем. Мне Агопян понравился. Вообще-то, за это время тебе пора бы и вылечиться.
— Вылечиться?— пожал плечами Купертино. — Я чувствую себя отлично. Вот только...
— Вот только у тебя сохранилась эта самая idee fixe. Твоя главная бредовая навязчивая идея, с которой не может справиться никакой психоанализ. Верно?
— Если ты имеешь в виду мои воспоминания о том, как я тебя убил, то да. Они у меня сохранились, — согласился Купертино. — Я знаю, что так и было. По мнению доктора Агопяна, ты могла бы рассказать мне нечто о происшедшем; в конце концов, как он верно заметил...
— Да, — кивнула Кэрол, — но только есть ли какой-нибудь смысл обсуждать с тобой всю эту историю. Это неприятно, скучно, и вообще — какие разговоры в шесть утра? Давай лучше я вернусь сейчас в постель, а встретиться и поговорить можно потом, ну хотя бы сегодня же вечером. Нет?— Она вздохнула. — Ладно. Так, значит, ты пытался меня убить. У тебя был лазер. Дело происходило в нашей квартире, в Нью-Детройте-Джи, на Ганимеде, двенадцатого марта две тысячи четырнадцатого года.
— Почему я хотел тебя убить?
— Ты сам знаешь. — В голосе Кэрол звучала горечь, ее грудь дрожала от негодования.
— Да, знаю.
Самая большая ошибка за все три с половиной десятка лет его жизни. Они обсуждали условия развода; зная о предстоящем восстании, Кэрол имела в этих переговорах совершенно неуязвимую позицию, она могла выдвигать буквально любые требования. В конце концов, когда финансовая часть условий стала совсем невыносимой, Купертино пришел к Кэрол на квартиру — раньше они жили здесь вместе, но теперь он съехал, подыскал себе жилье поменьше, в другом конце города — и сказал, прямо и откровенно, что не сможет выполнить ее требования. Вот тут-то Кэрол и пригрозила, что обратится к гомеогазетам — «Нью-Йорк Тайме» и «Дейли Ныос» имели на Ганимеде свои датчики новостей.
— У тебя был при себе этот твой маленький излучатель, — продолжала Кэрол, — и ты сидел и крутил его в руках. И почти ничего не говорил. Но мне и без слов стало понятно — либо я приму несправедливые условия, по которым...
— Ия выстрелил? —Да.
— И луч попал в тебя?
— Ты промахнулся, — сказала Кэрол. — Я выскочила из квартиры, по коридору добежала до лифта. Спустилась на первый этаж, пошла в помещение охраны и позвонила оттуда в полицию. Затем приехал наряд. Ты так и сидел в квартире". — Сейчас в ее голосе звучало испепеляющее презрение. — Ты плакал.
— Господи, — пробормотал Купертино. Некоторое время ни один из них не говорил, они сидели и пили кофе. Бледная рука Кэрол заметно дрожала, ее чашка позвякивала о блюдце.
— Естественно, я продолжила дело о разводе. — Теперь она говорила спокойно, как о чем-то самом обыденном. — При сложившихся обстоятельствах...
— По мысли доктора Агопяна, ты можешь знать, почему я помню, как убил тебя той ночью. Он говорит, ты намекала ему на это в своем письме.
Голубые глаза вспыхнули злым огоньком.
— Той ночью у тебя не было никаких ложных воспоминаний, ты просто знал, что промахнулся. Прокурор округа, Амбойнтон, предоставил выбор — либо ты соглашаешься на обязательную психиатрическую помощь, либо идешь под суд за попытку предумышленного убийства; ты, естественно, выбрал первое и начал посещать доктора Агопяна. А ложные воспоминания — я могу только сказать, когда они появились. Ты ходил к своим работодателям, в Шестипланетные образовательные учреждения, и встречался там с их психологом, доктором Эдгаром Грином, он приписан к отделу кадров. Это было незадолго до того, как ты покинул Ганимед и прилетел сюда, на Землю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});