Сергей Волков - Объект «Зеро»

Сомнительная уникальность Медеи заключалась в том, что эта планета смотрела своим северным полюсом в центр Эос, с небольшим отклонением в три или четыре, не помню точно, градуса. Естественно, что в северных широтах стоял вечный полярный день и вечная же жара, а в южном полушарии царствовали мрак и стужа. Такой вот дуалистический мир. Тут белое, там черное. Средневековые богословы визжали бы от радости, попадись им Медея под руку в нужный момент. Само собой, рай разместился бы на светлой стороне, ад, вместе с ледяным озером Коцит, – на темной, а посредине человечество влачило бы свои жалкие дни, зарабатывая достойное посмертие.

Впрочем, ну их, средневековцев… Наворотили они немало, и мы, неблагодарные потомки, не в силах расхлебать всю эту кашу, попросту наказали ретивых предков забвением. Грустно это или неизбежно – кто знает…

Вернемся к Медее. Единственный континент, шириной от пятисот до двух с небольшим тысяч километров, опоясывал, как я уже писал, планету по экватору и был вполне пригоден для жизни. Правда, Северный океан Медеи регулярно поставлял сокрушительные тайфуны с проливными дождями и ураганными ветрами, так как высокие широты являли собой естественный планетарный испаритель. Южный же океан, скованный многометровыми льдами, не менее регулярно «выдыхал» холодные циклоны, которые проносились над континентом, щедро одаривая его снегами и туманами.

Однако многочисленные горные цепи и хребты, возвышающиеся повсюду, создавали немало естественных оазисов в виде уютных горных долин с комфортным микроклиматом. В них наши колонии могли и должны были существовать, развиваться и процветать без особых проблем.

Впрочем, даже если бы проблемы и возникли, правительству Федерации на них было плевать, так как все колонисты, спокойно спящие в гипносиумах «Руси», вызвались полететь на Медею добровольно. По крайней мере тогда, 31 августа, я думал именно так…

Командир группы визуального контроля вышел на связь около шести утра по среднеземному времени. Я доложился, получил стандартный приказ продолжать наблюдение и вновь приник к иллюминатору. Согласно полетному расписанию, в Командном посту «Руси» в это время шел мониторинг околопланетного пространства на предмет обнаружения кораблей противника и проверялись данные, полученные со спутников слежения за поверхностью планеты. Перемирие перемирием, а бдительность на кораблях ВКС – основа основ.

В шесть сорок по внутренней связи прозвучало: «Внимание! В связи с отсутствием на орбите станций планетарного контроля всему экипажу перейти на усиленный вариант несения службы! Повторяю…»

И буквально спустя минуту в отсеках раздался рев сирен, а из динамиков загрохотало: «Боевая тревога! Боевая тревога! Два транспорта противника с эскортом обнаружены в шестистах тысячах, сектор «Бета-12-37». Приготовиться к экстренной посадке».

Помню, я тогда аж зубами заскрипел от злости – ну надо же! Столько усилий, и все псу под хвост. Впрочем, мы-то уже на орбите, и пока пузатые лайбы грейтов доплетутся сюда, посадочные модули «Руси» успеют нырнуть вниз. Должны успеть…

Имелся у нас и козырь. Грейтовские транспортники садиться в атмосферу не умеют, стало быть, выгружать колонистов им придется при помощи стационарного портала на поверхности планеты, а этот портал еще надо туда доставить и собрать.

Командование ВКС потому и выбрало эвакотранспорт для высадки колонистов, что три посадочных модуля «Руси», два малых, пассажировместимостью по сто пятьдесят тысяч человек, и большой, в котором помещается семьсот тысяч, могли опускаться «на грунт» и взлетать с него.

Но в любом случае нам следовало торопиться. Грейты – мастера на различные каверзы. К примеру, какой-нибудь из их кораблей эскорта запросто мог «плюнуть» из ионной пушки в хвост «Руси», сбив нас с хода, и пока огромный эвакуационник восстановил бы работу реактора, пока на малой тяге вновь вышел на расчетную орбиту, прошло бы не менее трех часов.

Вводные и приказы различным службам корабля звучали теперь беспрерывно. Наконец эта предпосадочная лихорадка закончилась стандартным оповещением:

– Внимание экипажу! Объявляется минутная готовность до отделения посадочных модулей. Включить компенсаторные системы ложементов. Группе визуального контроля – повысить бдительность! Докладывать каждые пять секунд.

Помню, я усмехнулся. Все бодрствующие на борту «Руси» сейчас укладываются в ложементы, и мягкие лапы компенсаторов обхватывают их, точно заботливые материнские руки. Нам же, визуальщикам, эта роскошь не положена. Пока модуль не войдет в плотные слои атмосферы и не снизится до двенадцати тысяч метров, мы будем таращиться в наши обзорные сферы, покрытые паутиной разметки. Витька Крюков называет эту позу «бабушка в окошке». Подмечено точно, с одним только «но» – под задницей у «бабушек» лишь жесткие стулья-«вертуны», а единственная защита от болтанки – поручни по сторонам от иллюминатора, в которые я немедленно вцепился, точно клещ.

Мой отсек совсем крошечный – семьдесят сантиметров на полметра, и два метра в высоту. Экономия пространства на эвакотранспорте вполне понятна, но у такой клаустрофобической тесноты есть и иное объяснение. Если вдруг произойдет нештатная ситуация, выстланные бугристым пенокомом стены не дадут мне разбиться.

Счет пошел на секунды. За это время я успел одиннадцать раз доложиться в Командный пост. Медея синела внизу – «Русь» сместилась к южному полюсу, заходя под углом к экватору, чтобы посадочные модули нырнули вниз по гравитационной «горке».

Отделение произошло незаметно. Просто в какой-то момент я увидел слева ослепительно-белый борт первого малого модуля, уходящий вбок, а спустя несколько мгновений наверху возник базовый корабль с ходовым отсеком. После отделения огромных пеналов посадочных модулей выглядел он смешно и нелепо – крохотная сфера Командного поста, поблескивающая спица оси, на конце которой серел цилиндр реактора, опоясанный кольцом «дырокола».

«Русь» была построена по схеме «ромашка», и сейчас три титанических лепестка этого цветка оторвались от сердцевины, отправляясь в самостоятельный полет.

Первый малый модуль, шестисотметровый белый брусок с зализанными гранями, опоясался венцом голубого пламени – это включились маневровые двигатели, уводящие его на посадочную траекторию. Второй малый я не видел, но знал – сейчас он выполняет точно такой же маневр по другую сторону от нас.

Наш же космический левиафан, без малого полтора километра длиной, восемьдесят метров высотой и триста пятьдесят метров шириной, садился по несколько иной схеме. Мы просто проваливались вниз, а сотни корректировочных двигателей по периметру удерживали модуль «на струне». Когда плотная атмосфера вокруг модуля начинала вызывать нагрев обшивки, под брюхом у нас должны были включиться одноразовые «батареи Лиманова», создающие гравитационную подушку, этакий парашют вверх ногами. На нем модуль медленно опустится на поверхность, не растряся свой драгоценный груз в семь сотен тысяч человек, а также запасы продовольствия, техники, расходных материалов, вспомогательные механизмы, походное жилье, комплексы связи, системы безопасности, и прочее, прочее, прочее…