Елена Грушко - Созвездие Видений

Река только что тешилась легкими венками, но и с более непокорной добычей она управилась без труда. Все реже появлялась над водой светловолосая голова, беспомощные руки… Дева крикнула, моля о помощи, но тотчас захлебнулась и, вновь пробившись на поверхность, продолжала теперь бороться с рекой молча — один на один.

Видеть это Север больше не мог. Мигом исполнившись ненависти к тем, кем он только что восхищался, он метнулся к воде, да одумался. Его заметили бы люди, а Север вовсе не желал начинать знакомство с местными жителями с нарушения их обычаев — пусть даже диких и жестоких на его взгляд. Счастье, ранец не забыл пристегнуть. Север мигом снял его, открыл; размотал тонкие шланги, закинул раструбы в воду и задал программу координат.

Раздалось что-то вроде сытого, довольного хлюпанья — и со страшной скоростью верхние слои воды устремились в шланги. Чудилось, они втягивают воду в рюкзак… целую реку! Но нет, конечно. Происходила мгновенная переброска жидкости в глубокий овраг, находившийся отсюда не менее чем в дне пешего пути. «Рюкзак» был мощным строительным инструментом, предназначенным для перемещения огромных масс земли, песка, камня — а при необходимости и воды. Такими же рюкзаками была оснащена вся Первая Земная Экспедиция; и Север видел еще вчера на обзорном экране в пустыне столь могучие сооружения, напоминающие пирамиды, что создать их, конечно, могли только Первые этим замечательным инструментом.

Север знал, что в том овраге уже ошалело билась мелкая, да и крупная рыба, втянутая эластичным горлом, взахлеб пьющим реку; вилась подводная трава, сорванная могучей силой… Однако та, которую хотел спасти Север, все еще была далеко от него. Казалось, какая-то сила приковала ее к месту, в то время как вокруг бежит и свищет очумелая вода.

Приглядевшись, Север увидел, что девушка зацепилась своей просторной одеждой за ветви подмытого корявого дерева, низко нависшего над водой. Безумное течение било и хлестало ее, словно жалкий листок, и то, что Север чаял спасением, могло обернуться для нее гибелью.

Одним движением Север перекрыл шланги и опять сунулся было к обмелевшей реке, да вовремя разглядел предательски обнажившееся топкое дно. «Вот бы когда сгодился имит!» — ругнул он себя. И, натянув на правую руку до самого плечи рабочую перчатку, торопливо начал наращивать манипуляторы.

Вскоре предплечье, кисть и фаланги удлинились настолько, что гибкая искусственная конечность, подобно какому-то диковинному зверю-рыбе, выползла из-за кустов. Раздвигая волны, она дотянулась до безжизненно повисшей девушки и, приподняв ее над водою, дотащила до берега, вновь скрывшись со своею ношей в кустах.

Дело было сделано. Север передвинул ключи насосов — и река, взметывая радужные смерчи и играя в водоворотах, понеслась в свое покинутое, обмелевшее ложе. Сверкала на солнце вода, сверкала чешуя рыб, сверкали радужные брызги… И только тут Север взглянул на берег, где недавно видел обмершую от ужаса толпу.

Теперь там было пусто. Люди разбежались! Он вновь остался один… впрочем, теперь на траве у его ног лежала еще и добыча.

Убирая шланги, рюкзак и манипулятор, Север поглядывал на нее. Какая-то мгновенная, темная тревога вдруг коснулась его сердца… но почему? в добыче не было ничего угрожающего. Она являла собою нечто мокрое, бесформенное, исхлестанное волнами, облепленное изорванной одеждой и перепутанными волосами.

Север нарочно возился со сборами долго, а спасенная все никак не приходила в себя. Похоже, не миновать нести ее с собою. Ну как оставить здесь? Во-первых, звери… во-вторых, ей, конечно, нужна серьезная помощь. В-третьих, как знать, не бросят ли ее вновь в реку сородичи, наткнувшись на нее тут, и тогда уж некому будет ее спасать. Ну а в четвертых — и в главных! — наступало то самое, ради чего прибыл на Землю Север. Контакт. Если девушка вообще еще жива, конечно.

И тут он заспешил.

Пристегнул рюкзак, перекинул через плечо спасенную из волн, подхватив ее под колени, — и включил «проводника».

На дорогу он не обращал большого внимания, свободной рукой еле успевая отстранять с пути ветки, стараясь оберегать «добычу». Нападения зверей и людей он не опасался, прекрасно понимая, что вид имеет пугающий, и поэтому не было предела его изумлению, когда затылочные камеры шлема передали, что его нагоняет, ломясь сквозь чащобу, кто-то мохнатый и зеленый, напоминающий обросшее мохом корявое, невысокое дерево, если бы оно вдруг, вздумало сорваться с места!

Впрочем; почему ж невысокое? С каждым шагом неведомое существо росло, росло и, казалось, запросто может дорасти и до самых высоких деревьев. Его мохнатое зеленое лицо было угрожающе обращено к Северу, огнем вспыхивали глаза, и чудилось, что этот лик порос травой, а в бородище запутались ветки и листья, вместо ног же — разлапистые корни! Неужто некий дух лесной возненавидел Севера и готовится напасть? И не один! Второй за ним следует, столь же кошмарный!

Но почему, за что? Или они явились на чей-то зов?

И только теперь ошеломленный Север ощутил, что тело спасенной им девицы, еще недавно такое безвольное, вяло болтавшееся на его плече, сейчас напряглось, налилось силой, колени уперлись ему в грудь, кулачки молотят по спине; а губы что-то выкрикивают.

Понадобилось мгновение, чтобы строй и словарь ее речи сделались понятны Северу, — с проблеском радости он уловил несомненное родство здешнего наречия с тем, которым владели на Ирин, и явственно разобрал:

— …а вы, из леса лешие, придите ко мне на помощь противу моего супостату!..

Нетрудно было догадаться, что зеленые, мохнатые, огромные, нагоняющие Севера, и есть эти самые «из леса лешие»: неизвестные местные животные — или Даже растительные виды, умеющие передвигаться, — и они вот-вот нападут!

Север взъярился. Неблагодарность «добычи» проняла его до глубины души! Он в сердцах шлепнул ее по круглому бедру, прильнувшему к самому шлему (микрофоны донесли истошный визг), а потом, обернувшись, повел парализатором в сторону погони.

И еще какое-то время стоял, растерянно водя глазами и камерами шлема по сторонам, потому что никого не оказалось позади, кроме мгновенно оцепенелых деревьев.

Наконец Север включил предельную скорость «проводника» и в считанные мгновения очутился возле своей «избушки».

…Был он не из бегучих-четвероногих, не из легкокрылых, а меж тем преодолел путь лесной-дремучий, будто стрела. Вид его дик и страшен! Никого из зверья чужеядного не устрашилась бы Зорянка. Просто ей с тем зверьем. А вот с этим душеглотом…

Одет он толстой шкурой, и голова в панцире, а лица вовсе нет — одна тьма непрозрачная вместо лица. Ох и страшен, верно, лик его, ужасен, коль оградился тьмою непроглядною… Воистину, имя его должно быть Лиховид — и никакое иное. И невидимые глаза и уши, не иначе, у него по всей голове потаенно растут, ибо затылком он зрит и слышит. Силу рук его ледяных не разомкнуть, не пробиться заветной чарой до трепетанья мысленного и сердечного, не взять, не опутать, не одолеть. Колдун лютый, могучий он. А не то — душеяд? Растерзает в клочки… Откуда, откуда явился?! И не его ли злым дыханием этой ночью убит священный огонь Подаги? Не он ли повинен в том, что Зорянку приговорили к испытанию Рекой? И не он ли стал помехой это испытание одолеть?