Александр Шалимов - Тайна Гремящей расщелины (сборник)

Озеров откинулся в кресле, раскурил трубку, затянулся. Рядом, похрапывал Тумов. Монотонно гудели мощные моторы. Чуть вибрировала обитая темной тканью стенка салона.

«Изменилось ли что-нибудь в тех местах за прошедшие девять лет? — думал Озеров. — А впрочем, чему меняться?» Там не было ни дорог, ни селений. Безводная пустыня замкнула все пути к далеким горам. Даже араты не заходили со стадами на выжженные солнцем плоскогорья. Километрах в пятидесяти южнее Адж-Богдо были развалины ламаистского монастыря. Девять лет назад там жил старый монгол-охотник с мальчиком. И больше никого на сотни километров вокруг.

Американский представитель в смешанной комиссии, который прибудет завтра в Алма-Ата, вероятно, рассчитывает увидеть на пути к Адж-Богдо автомагистрали с удобными гостиницами, аэродромы и бетонированные площадки ракетных установок. Его ждет горькое разочарование.

И все-таки что же происходит в Адж-Богдо?

Если события, разделенные десятилетним промежутком, действительно связаны между собой и корни их следует искать в природных условиях Адж-Богдо, то наиболее подозрительным является молодое вулканическое плато на южном склоне. Там даже сохранились остатки вулканов — значит, извержения происходили недавно, в четвертичное или позднетретичное время. Правда, никаких следов современного вулканизма они с Тумовым тогда не обнаружили. Только горячие источники. У одного из таких источников стоял их лагерь. Из маршрутов приходили измученные и злые. Игорь вскоре перестал верить в загадочную аномалию Исарова.

— Аномалия, ухваченная с высоко летящего самолета, — не иголка, — сердито твердил он. — А мы ее ищем, как иголку. Нет здесь ничего — и точка.

Конечно, упоминание об иголке было преувеличением в обычной манере Игоря. Хребет Адж-Богдо протянулся на много десятков километров. Его скалистые вершины вздымались на две с лишним тысячи метров над окружающими пустынными плоскогорьями. Сеть маршрутов не могла быть густой. В некоторые долины они вообще не заглядывали, другие оказались недоступными. И все же в словах Игоря была доля правды. Хребет они исследовали достаточно, — чтобы утверждать, что крупной радиоактивной аномалии в нем нет.

Оставался еще Исаров, которому нельзя было не верить. Его самолет побывал в зоне интенсивного радиоактивного излучения. Сам Исаров заплатил за это здоровьем. В чем же дело? Направленная аномалия, связанная с каким-то кратером? Таких в природе пока неизвестно. Но даже и такая аномалия должна проявиться на большей площади, и трудно было бы ее не заметить.

Озеров в глубине души всегда считал, что загадка Адж-Богдо не разрешена. Было во всей этой старой истории что-то, что заставляло его снова и снова мысленно возвращаться к ней, ворошить воспоминания, сопоставлять наблюдения и факты, искать ключ к надежной теории.

— Надежная теория, — Озеров усмехнулся уголками губ. Прежде он был твердо уверен, что из некоторого количества наблюдений ее вывести не трудно.

А вот в случае Адж-Богдо — ничего. Никакого удовлетворительного объяснения. Никакой разумной мысли. Фактов мало? Может быть. А может, что-нибудь другое?.. Если гибель искусственного спутника над Адж-Богдо не простая случайность, связанная с самой аппаратурой спутника, то ведь это повторение истории с самолетом Исарова. Только теперь весь процесс проявился гораздо более энергично. Именно более энергично… Что же это — новый, еще не известный, науке тип вулканического извержения — извержение лучей, энергии? А почему бы и нет? Существуют же извержения грязи, пепла, паров, вулканических бомб, лавы… Почему из недр Земли не может извергаться энергия в виде, например, потока каких-то лучей? Итак, извержение энергии… Оно не оставляет видимых следов; может быть, происходит в очень короткий отрезок времени. Если это так, то что за сила энергетической вспышки! Спутник был уничтожен в двух тысячах километрах от поверхности Земли…

Озеров вдруг хватил себя по лбу.

Какая мысль! Если за этими рассуждениями кроется доля истины, что за блистательное подтверждение гипотезы, над которой он работает много лет. Еще в кандидатской диссертации он высказал предположение, что энергия земных недр — это ядерная энергия — энергия ядерного синтеза, в результате которого из атомов более легких элементов возникают элементы более тяжелые. Эти ядерные превращения вещества происходят в глубинах Земли. На поверхность Земли доносятся только их отзвуки — вулканическая деятельность, горообразование и множество других, пока еще непонятных явлений.

Он развил эту мысль в ряде более поздних работ. Вначале ее приняли в штыки, бранили и критиковали с позиции классической геологии, затем о ней вспоминали с ироническими усмешками, потом, с легкой руки одного из корифеев, она попала в учебники в раздел «прочие гипотезы», который обычно набирался петитом.

Озеров прекрасно понимал, в чем слабость его гипотезы: она была построена на общих рассуждениях, на чистой логике. Доказать своих предположений он не мог ни полевыми исследованиями, ни лабораторными опытами. Его гипотеза превосходно объясняла многое, объясняла лучше, чем гипотезы, ставшие классическими. И классические гипотезы были так же недоказуемы, как его ядерная. Однако к ним привыкли, их повторяли как молитву, не особенно вдумываясь в смысл, а от него требовали доказательств — доказательств того, что в глубинах Земли идут ядерные реакции синтеза тяжелых элементов. Этих доказательств до сих пор у него не было. Но, может быть, доказательства удастся найти в Адж-Богдо? Энергетические разряды, периодически извергаемые из глубин Земли, — что может быть лучшим доказательством ядерных реакций, идущих в земных недрах!

Озеров принялся трясти Тумова.

— А, уже садимся, — встрепенулся геофизик.

— Еще нет. Но послушай, что мне пришло в голову. — Он кратко рассказал о своих соображениях.

— Зеленая фантазия! — зевнул Тумов. — Лучистая энергия поступает на Землю только из космического пространства. Извне… И зачем разбудил? Теперь не засну… — Он сокрушенно покачал головой, закрыл глаза и через минуту снова начал похрапывать.

Озеров некоторое время глядел в окно, потом сунул в карман потухшую трубку, достал записную книжку в кожаной оправе и принялся писать мелким, угловатым, похожим на клинопись почерком.

Мистер Алоиз Пигастер был высок и лыс. Седые брови нервно подрагивали на сухом лице, когда он говорил и улыбался.

Улыбался он по каждому поводу. При этом ярко блестели золотые зубы, а глаза оставались настороженными и внимательно буравили собеседника.