Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

- Ты о чем это, Грифт?

- О лорде Мейборе и Баралисе. Рядом с этими двумя и северный ветер кажется ласковым.

- Тут ты прав, Грифт. С самого отъезда они глядят друг на дружку, словно палач на жертву в прорези своего капюшона. - Боджеру пришлось натянуть поводья, ибо его мул норовил свернуть не туда, куда хотелось всаднику.

- Да уж, любовью меж ними и не пахнет. Ты заметил, что они даже шатры свои ставят на турнирном расстоянии один от другого?

- Не говоря уж о том, что Мейбор весь день едет во главе колонны, воображая себя королем, а Баралис плетется в хвосте, словно раненый.

- Так я, по-вашему, раненый?

Приятели испуганно обернулись - между ними втиснулся Баралис со смертельно бледным лицом и взором, отражающим сияние снегов.

Солдаты онемели. Боджер от испуга чуть не вылетел из седла. Королевский советник продолжал с грозной, хотя и потаенной улыбкой на тонких губах:

- Ну, судари мои, что ж это вы так сразу языки прикусили? - Его красивый, звучный голос не совпадал с холодностью взгляда. - Миг назад вы были куда как говорливы. Уж не северный ли ветер заморозил ваши уста? Или вы просто сожалеете о том, что сболтнули?

Грифт видел, что Боджер собирается что-то ответить, и, чуя всем нутром, что рта лучше не раскрывать, знал также: если он, Грифт, сейчас не заговорит, Боджер ляпнет такое, от чего станет еще хуже.

- Мой приятель еще молод, лорд Баралис, и за утренней трапезой влил в себя слишком много эля. Он только шутил и не хотел сказать ничего худого.

Королевский советник помолчал немного, потирая подбородок рукой в перчатке.

- Молодость - плохое оправдание глупости, а эль - и того худшее. Грифт открыл было рот, но Баралис взмахом руки прервал его. - Ни слова более, любезный. Покончим на этом - и считайте себя моими должниками. - Он взглянул обоим в глаза, дав им время понять его как следует, и отъехал в своем черном плаще, свисающем на круп кобылы.

Итак, уже и обозные служители сплетничают на его счет! Остается утешать себя тем, что теперь оба этих болвана попали к нему в кабалу. Баралис давно уже научился извлекать пользу из людей, чем-то ему обязанных. Это казна более ценная, чем сундук с золотом. Никогда не знаешь, в чем тебе могут пригодиться такие вот должники. Особенно солдаты, несущие порой караул у нужного тебе места.

Но какая, однако, стужа! Баралис продрог не только телом, но и душой. Он тосковал по теплу своих комнат, где мог всласть греться у огня. Больше всего страдали руки. Даже в подбитых мехом перчатках ветер пронизывал их насквозь. Его слабые, несчастные руки, столь красивые в юности, а ныне испорченные его же собственным честолюбием. Иссохшие, все в рубцах, они не способны противиться ветру.

Дорогу покрывал снег в две ладони глубиной, перемещавшийся при каждом дуновении ветра и скрывавший тропу. Одна лошадь в авангарде охромела злосчастная скотина сошла с дороги всего на какой-то локоть и тут же попала ногой в скрытую под снегом трещину. Пришлось убить ее на месте.

До Брена осталась неделя пути. Вчера они переправились через реку Эмм - и не было никого, кто не вздохнул бы после этого с облегчением. Могучая река и сама по себе была опасна, но куда важнее было то, что она отмечала границу халькусских земель. Все считали, что им посчастливилось: десять дней они ехали через вражескую территорию, и никто их не обнаружил. Один Баралис знал причину такого везения.

Поначалу его так и подмывало навести хальков на отряд, чтобы те убили Мейбора. Баралис ничего так не желал, как гибели наглого, напыщенного лорда. Однако такая вылазка была бы слишком опасной - кто знает, к чему она приведет. Сам Баралис тоже мог бы пострадать. Нет, собой рисковать нельзя. Есть менее опасные способы избавиться от Мейбора.

То, что от владетеля Восточных Земель надо избавиться, сомнению не подлежало. Баралис не собирался терпеть чьего-либо вмешательства в свои планы по прибытии в Брен. Брачные переговоры потребуют тонкости и хитроумия - Мейбору этих качеств прискорбно недостает. Более того, Мейбор представляет собой угрозу: не только Баралису лично - хотя Баралис не сомневался, что Мейбор постоянно помышляет об убийстве, - но и всему брачному делу. Мейбор хотел выдать за принца Кайлока свою дочь, и неудача явно ожесточила его против новой невесты.

Баралис оглядел колонну - и впереди на великолепном скакуне нашел предмет своих размышлений. Вон он красуется - в пышных, алых с серебром, одеждах. Даже то, как он сидит на коне, говорит о его непомерно раздутом самомнении. Губы Баралиса сложились в привычную презрительную гримасу.

Он просто не может позволить Мейбору доехать до Брена живым. Королева сыграла с Баралисом гнусную шутку, назначив Мейбора королевским послом. Кому, как не королевскому советнику, благодаря которому и стал возможен союз между Кайлоком и Катериной, следовало бы первенствовать в Брене? Однако королева назначила его послом не короны, а принца и тем самым подчинила Мейбору.

Баралис не потерпит подобного бесчестья.

Герцог Бренский и его прелестная дочь - это забота Баралиса, и нечего Мейбору примазываться. Баралис хорошо понимал, что двигало королевой, но и она поймет, что ее уловка потерпела крах, когда весть о кончине Мейбора дойдет до Королевств.

Это дело решенное. В этот морозный день, когда северный ветер, как демон, воет над бездной, Мейбор найдет свою смерть.

Мелли остерегалась открывать ветхую ставню. Надвигалась буря, и только эта хлипкая преграда защищала их от стихии. И то неизвестно, выдержит ли щеколда. Авось устоит - Мелли всегда везло на такие вещи. Прославленная удача Мейборов служила их роду уже несколько веков. Вернее, мужчинам их рода - те как будто забрали всю удачу себе, совсем обделив женщин.

Кроме нее. Она - первая женщина в роду, наделенная этим самым капризным из жизненных даров.

Мелли приникла глазом к щелке, глядя на зимние равнины Халькуса. Блеск снега на миг ослепил ее. Ветер с того времени, как она выглядывала в последний раз, окреп, и поднялась метель. Ни зги не видно - только белая земля и белое небо. Равнина, летом, вероятно, служившая пастбищем, теперь лежала беззащитная, отданная на произвол зимы.

Холод жег глаза, и Мелли отстранилась, заткнув дыру клочком промасленной тряпки. Поймав на себе взгляд Джека, она отчего-то покраснела и безотчетным движением поправила волосы. Не глупо ли, что вдали от двора и его обычаев она все еще сохраняет привычки придворной дамы. У дам в замке Харвелл на все были свои правила: в поведении, в одежде, в разговоре. Удалившись от двора, Мелли понемногу поняла, что все они сводятся к одному: женщина всегда должна нравиться мужчине.

Даже теперь, пережив такое, о чем придворные дамы не могли даже догадываться, Мелли сохранила свои старые навыки и прежде всего привычку прихорашиваться.