Алексей Барон - Те, кто старше нас

Только одна особенность привлекала внимание к страдальцу, хотя особенность важная. Под слоями пыли и базальтов Феликситур хранил целые океаны жидкой серы. Нечто подобное люди встречали на Ио, одной из спутниц Юпитера, но в куда более скромных размерах.

Сера на Феликситуре встречалась всюду. Плескалась во внутренних морях, устилала поверхность застывшими потоками, в виде сульфидов железа составляла твердое ядро планеты. Вокруг Феликситура даже светилась оболочка из рассеянных атомов все того же элемента. И поскольку происхождение серных планет во многом остается загадкой, Гравитону надлежало попутно изучать Феликситур.

Кроме всего прочего, планета вполне подходила для строительства постоянной базы обслуживания, что сулило заметное снижение затрат на содержание станции. Сама орбита нашего движения выбиралась с учетом такой задачи, и это нас спасало Если б Гравитон непрерывно кружил только у Кроноса, мы бы с ума сошли, Долгое соседство с коллапсаром бесследно не проходит.

По мере сближения с Феликситуром люди пробуждались от сонного, размеренного существования. Кто-то серьезно штудировал сравнительную планетологию, многие увлеклись проектированием будущего поселения. Оригиналы занялись даже теорией внешней жизни, которую никто еще не встречал. Большинство же радовалось самой возможности побродить пусть по унылой, но огромной поверхности, над которой не висели наскучившие потолки.

— Зайчики жаждут, — вздыхал Сумитомо, наш губернатор, подсчитывая стоимость предстоявших прогулок. — Серж, ты тоже записался на экскурсию?

— Кто-то ведь должен присмотреть за детишками.

— Очень благородно, — оценил губернатор. — Полетишь за свой счет.

— Это почему? — возмутился я.

— Астрофизик на планете нужен примерно так же, как боцман на камбузе.

— Эх ты, бухгалтер.

— Не надо льстить. Обыкновенный скряга.

Я не стал спорить. Правда была на его стороне, как в первом, так и во втором утверждении.

Активизировался не только я. Активизировались все. Аб-цида, представителя страховых компаний, осаждали любитель острых ощущений. Бедняге трудно пришлось. Его пыта-1ись убедить, что исследование серных каверн — дело чересчур ответственное для роботов. По-настоящему с таким делом справится только человек, который не превзошел еще себя в творениях своих. Намекали, что запрета наука не простит, а разрешения не забудет. Советовали не уподобляться.

Ну и так далее. При этом среди желающих самолично пуститься в преисподнюю оказались не одни юнцы двухсот—трехсотлетние, но и мужи зрелые весьма. Особую настойчивость проявлял Круклис.

Сначала Абдид его искренне не понимал, потом отравился демагогией, рассвирепел, взял да и пожаловался Лауре. Это помогло. «Старый бедный Круклис» стих, как ветерок в мае. Лаура заслуженно пользовалась славой укротительницы диких круклисов.

Изменения происходили не только с людьми, но и со станцией. Рандеву предстояло короткое, поэтому деятельность кипела. В грузовом трюме убрали часть переборок, распаковали планетную технику, приступили к монтажу укрупненных блоков промышленных установок и реактора для будущей базы.

Мешая арбайтерам, бродили любопытствующие индивидуумы. Особо нетерпеливые примеряли скафандры, трепетно подбирая свой, абсолютно неповторимый стиль, фасон, цветовую гамму, расположение световых и радарных отражателей. В общем, суета царила невероятная. Она, суета то есть, по-прежнему заменяет нам смысл жизни. А что делать, если смысл жизни до сих пор не обнаружен в радиусе пятидесяти световых лет от Земли, как ни искали? Наверное, он прячется еще дальше.

Первым к планете стартовал паром со строительными арбайтерами. Они должны были подготовить котлован и траншеи для подземных сооружений базы. Затем от борта Гравитона отвалили транспорты с машинами, монтажными конструкциями, многочисленными предметами комплектации. И лишь потом, когда пятнистый лик Феликситура вполне различался в оптические телескопы, наступила очередь всех желающих. Желающие заполнили все паромы и даже часть спасательных шлюпок, как ни противился Абдид.

— У нас есть еще спасательный звездолет, — утешал Сумитомо.

— Мир его реакторам, — пробурчал инспектор безопасности.

Я забрался в паром планетологов, придумав для этого множество причин, но руководствуясь единственной — в нем лете на Мод.

Будучи человеком сентиментальным, не могу удержаться от похвалы ракетному парому тех времен. Он представлял собой треугольную платформу с шарами по вершинам. В этих сферах, пронизанных трубами двигателей, располагались приборы, экипаж и бортовые запасы. При необходимости каждая из капсул могла отстыковываться и быть использована в качестве спасательного бота. А на открытой платформе допускалось размещение груза любой конфигурации с массой до девяноста тонн. Красивое, лаконичное конструкторское решение. Жаль, что от него сейчас отказались в угоду вездесущим шнелльботам.

…Медленно, даже с некоторым величием разъехались лепестковые створы. Наш паром вышел из ангара. Минуту мы плыли рядом с полированным боком Гравитона. Потом включились двигатели, и станция начала отставать. Пять треугольных пластин в ее борту беззвучно сомкнулись, не оставив малейшей щели. Я знал, что сквозь места их соединений не мог просочиться даже сверхтекучий гелий. Нано-метровая точность — это вам не рейсфедер ветхозаветный.

Что и говорить, человек кое-чему научился со времен ведических, какие бы доводы ни приводили нытики-агностики. Мне странно встречать людей, с блестящими глазами утверждающих, что мир непознаваем, а потому заслуживает только того, чтобы его втиснули в рамки некоей возлюбленной теории. Забывая при этом, что теория и есть инструмент познания.

— Но мы не называем систему своих взглядов теорией, — заявил один.

— А можно познать систему ваших взглядов? — спросил я.

— Вот в этом-то мы и расходимся, — непринужденно ответил оппонент.

И мы действительно разошлись. Чего это вдруг вспомнилось? Наверное, в душе я проповедник. Не люблю, когда тотчас и сразу не признают моей правоты. Особенно когда бываю прав. Посему обращаюсь с пламенным призывом.

Братья по разуму! Не делайте культа из убеждений. Поменяйте их на логику, сразу легче станет. Убеждения безжалостны, убеждения тираничны, к чему бы ни относились Рано или поздно, они обязательно потребуют жертв. И от вас, и от вполне невинных окружающих. Беда и счастье в том, что жизнь сложнее самой мудрой теории. Из-за этого неизбежно возникает соблазн применить силу к несогласным. Ради их же блага, глуповатых. Убеждения любят питаться человечинкой, доложу я вам… Ох что-то и меня понесло.