Инцидент (запись-ком капитана Вальтера) - Владимир Иванович Партолин
– Сержант Милошевич, приказываю вывесить штандарт ОВМР. Немедленно запускай зонд! Чтобы обратили внимание, стреляй в воздух.
Послышались длинные очереди; прервались, и осипший голос Милошевича:
– Упредили. Засекли нас. Из пэпэша поливают.
– Боевыми?!
– Ну да, не холостыми же!
У меня засосало под ложечкой.
– Зонд вывешен?
– Зондерница повреждена, Николка голову прикрывал – спасла пацана. Одну из «умок» развернули наводкой на меня, по водокачке!
– Спуститься на землю! Немедля!
– Есть! Отделение за мной!.. Конь?.. Здесь на крыше будка с винтовой лестницей вниз, в её узком коридорчике та самая, я докладывал, кляча, лошадь.
– Уздечка есть?
– Да. На бирке надпись «Маринка».
– Бери под уздцы и выводи!
– На коленях стоит: будка низенькая.
– Тащи!
– Маринка, но-оо!.. Ни с места.
– Затолкай назад в будку.
– Маринка, но-оо! Подай задом!.. Без толку. С виду – кляча, но пузатая. Сидит, как пробка в бутылке. Кусается сволочь. У-ох!!
– Лошадь взбрыкнула! Головой наддала так, что комотделения… ну да, в нокауте. Что делать, товарищ майор? – разобрал я голос рядового Януша.
– Да оглушите её! И по холке, по крупу пропихните сержанта, после сами за ним.
– Есть! Дмитро, Николка, помогайте. Дмитро, оглуши лошадь. Да не прикладом, кулаком… Пропихнули сержанта!
– Жеребёнка родила! – вдруг очнулся Милошевич. – Копытцами по кирасе, по шее бьёт. Вспомнил! Майор, тот высокий… с японцем окопы перепутал… Кобыла лягнула, сука! Это… Коб… Чу… Чу… А-а-а!!
Послышался всхлип характерный при стрельбе из «умки».
– Сматывайтесь! – скомандовал Балаян.
– Над крышей шар завис! – сообщил Януш.
– Это стопор-ядро! Дверь будки закрыть плотно! Доспехи активировать, забрала шлемов опустить и спинами к двери и стенам прислониться, немедленно! Придёте в себя, себя не выдавать, – приказал я одним духом.
– Ох, ооо-х, застебало. Дробью! Жаркова-аа-таа, – застонал разведчик Дмитро.
Я отнял от глаз бесполезный бинокль. Оставалось, взлететь и приблизиться к деревне на ветролёте с опознавательными знаками ОВМР, но тут снова всхлипнула «умка». Переключил бинокль на теплоопределитель и увидел, как пылевую взвесь пронзила красная линия трассы снаряда, у противоположного края поля застопорила. По форме не шар – цилиндр. Должно быть ракета «кассетная». Тоже не подарок.
– Ракетная атака веером. Ложись! – скомандовал я.
Но цилиндр… раскатался «ковром».
Я опешил: ожидал отделения от касетника десятка боеголовок, а оно вон как. На ноги вскочил. Предстоящее испытание повергло меня в ужас.
С криком «Воздух! Ложись!!» бросился я к толпе крестьян. Но подбежать близко не удалось: остановила стена – роту накрыл «горшок». Так за схожесть с солдатской ночной вазой под гамаком и с таким же запахом от неё по утрам, называют боевой щит ветролёта – подобный куполу-ПпТ, «миске». Я корчился от боли: врезаться в «горшок» – ощущение, будто налетел на крепостную стену в беге с высокой горы, с завязанными глазами и в полном неведении того, что у тебя на пути.
– Спасти людей… Через тридцать… секунд «ковёр»… начнёт атаку, – отбиваясь от лейтенанта-медика, превозмогая спёртое дыхание, тянул я за грудки Балаяна.
И тут вспомнил, что ЧНП не страшен человеку. Опытное артиллерийское орудие с рабочим названием «Человека не поражает» в своё время, до Хрона, готовилось на вооружение Российской Армии и предназначалось не для уничтожения живой силы противника, а для пленения солдат-роботов. Мне курсанту Академии при Генштабе показали видеозапись испытаний «насадки» на базе катапульты УМ-20000ОК. Видать, и здесь на прусской «умке» стояла такая же насадка.
С облегчением отпустил я старшину и только расслабился, предоставляя возможность лейтенанту-медику сделать обезболивающую инъекцию, как ЧНП начал-таки атаку. «Ковёр» полетел над полем, завис по центру, пошёл волнами, сложился пополам и, распахнувшись, низверг чёрные трассы.
Я зажмурился, чтобы не видеть, как трассы на высоте десятка метров превратятся в чёрные «платки», которые, спикировав и пав на головы колхозникам, закроют лицо – так плотно, что невозможным станет, ни смотреть, ни дышать. Когда же открыл глаза, увидел: укутали платки головы как раз тем мужчинам, что оставались в дальнем углу поля и после очередей «Утёса 7» вели себя бесстрашно. Побросав самокрутки, они пытались сорвать с себя покровы, но безуспешно.
Оттолкнув медика так и не успевшего применить инжектор с обезболивающим, я задействовал сан-ком: из ошейника укололо в шею под затылком и под кадыком. Боль затихала, гул в ушах и резь в глазах пропали, тело слушалось.
– Джимми, выруби щит и подай машину ближе к людям! – с приказом пилоту встал я на ноги.
– Есть отключить ппт-защиту… Не получается! Борт-ком глючит!
– Тва-аю мать!!
Ругаясь, я взобрался в штурманскую рубку гондолы и выкинул из неё пилота. Зная, что блокировка всей энергосистемы машины в попытке снять генерацию «Поля профессора Толкина» ничего не даст, а кодов доступа к останове генераторов превентивно у меня нет, яростно расстреливал злосчастный БУПпТ. Бросив в панель разряженный пистолет, через аварийный люк выбросился наружу и лёжа на земле – шлем-ком пристёгнутый к бедру мешал, отстегнул – показывал крестьянам что им делать. Снять и отбросить от себя головной убор – снял и отшвырнул берет; задержать дыхание – набрал в лёгкие, широко раззявив рот и выпятив грудь, воздух; пасть ниц – уткнулся лицом в песок; голову укрыть – натянул на ёжик ранец со спины; лежать и не двигаться – лежал и не двигался. Но порывы мои оказались напрасными: колхозники ничего не поняли.
Пехотинцы тем временем по команде Балаяна «сапёрки вон» делали подкопы под основание щита, матом – старшина не пресекал – покрывали Джимми и его «консервную банку». В оболочке купола образовывались и вырастали от земли бреши, но пролезть в них не успевали: песок под сапёрной лопаткой осыпался, яма в глубину уменьшалась – брешь затягивало. Не успеть, видел я. Отчаявшись предотвратить беду, наблюдал за «ковром» и восемью оставшимися летать под ним «платками». Этим целей не хватило.
– Командир! Срочно за корму! Комиссар ранен, – звал по комлогу сержант Брумель.
Гондолу ветролёта комиссар Вильгельм покинул ещё до моей команды размять ноги, взобрался выше на сопку, стоял на перевале один позади всех. Сверху хорошо видел и пехотинцев и колхозников, был наготове предупредить возможные эксцессы с обеих сторон. На подлёте к полю он, потребовав узнать у разведки, есть ли кто в деревне, одобрил моё решение припугнуть председателя колхоза в случае его отказа подчиниться. И цель он подсказал – водокачку. Стоял комиссар в недозволенных двадцати метрах от ветролёта – на периметре круга, по которому и легла стена «горшка».
