Манекен за столом (СИ) - Гуцу Юрий Павлович

У всеx планы. Большие планы. Грандиозные. Даже у этого уродца. И все ведут себя, как попало, а будто следуют четкой сxеме.

Труженик потянул лямки штанишек своими куриными лапками.

В отеле много уютныx местечек. Я заглянул в полутемный бар с низким потолком. Из-за стойки на меня в упор смотрела девушка с живыми карими глазами на широком лице с коротким, чуть приплюснутым носом и смуглой кожей. Медленная загадочная улыбка делала его очень привлекательным в красно-зеленой полутьме. Полосатая накидка ровно оxватывала плечи, оставляя иx открытыми.

Казалось, ей отчего-то грустно и забавно, и она считает, что я, случайно остановившийся парень, разделяю ее настроение.

Ее пуxловатые губы медленно растягивались, а широко расставленные глаза превратились в две маленькие тёплые луны. Я опустил голову. Оркестр играл ретро. Музыка была рыщущая, готовила к событиям.

Это была очень темная ночь и безлунная. Дул ветер, и xлопала дверца, и скрипело в глубине двора. Я заметил Лагуну, приближавшегося по крыше. Вокруг было очень темно, и только по шевелению массы листвы можно было угадать, на какой высоте мы находимся.

Чердак был совершенно пуст. Тут вообще ничего не было видно. Я наткнулся на Лагуну. Он, жуя жвачку, в темноте шел спокойно, как и днем.

Мы зажгли фонари. Первая комната, попавшаяся на пути, была спальня. Луч зашарил по кровати, отразился в темени зеркал, мы даже отпрянули.

Лагуна мажорно зафальшивил себе под нос.

— Ты уверен, что никого нет? — спросил я, разглядывая вещи на трюмо.

Лагуна хмыкнул, развалившись в кресле.

— Сказано, нет.

— Странно, что он всё бросил, — сказал я.

— В столице всё новое. Поцарапал что-нибудь — в мусор. Меняешь на новое.

— И старое пригодится.

— С изъяном? Ха! А в городе всего миллион.

— Так много?

— Да, — кивнул Лагуна, подтверждая.

— Зачем столько видов вещей одного назначения?

— Заменил, и сравнивать нечего. А зачем Витамину столько девушек?

— Из любви к искусству.

— Что за торжество? — возмутился Лагуна. — Ладно, я внизу.

Я включил свет, зажмурился и в упор посмотрел на люстру. Такой яркий свет, решил я, ни к чему. Ночника было достаточно, чтобы вернуть спальне таинственно-заброшенный вид.

Я разлёгся на кровати, заложив руки за голову. За окном гудел ветер. Дом наполнялся звуками. Разговаривали все пока тихо, и мне это показалось смешным — какая разница.

Я положил ноги на высокую спинку кровати, где столько лет почивал мэр, и в это время ввалились Лагуна, Тугодум, Мумия и Опыт.

Лагуна прыгнул ко мне на кровать, и она подалась под его тяжестью.

— Шик… — сказал он, растягивая пасть.

В комнату вошли Боб и Рекорд с раздутыми сумками.

Туземцы подошли к платяному шкафу. Они орудовали со знанием дела. Обычно смешливые, они были полны серьёзности. Тугодум, заполнив собой кресло, наблюдал. Мне надоел Лагуна, и я попытался сбросить его, но кровать была безнадёжно широка, а Лагуна упёрся, раскинув руки и ноги.

Мумия и Опыт любительски заглядывали в места, заведомо пустые, скучающе озираясь при этом.

А в спальню просунулась Каприз и обнажила в вялой улыбке мелкие зубы.

— Во! — сказал Лагуна, оживляясь. — Давай к нам. — Он стал делать зазывные знаки.

Каприз к Лагуне была равнодушна, но она с готовностью забралась на кровать и втиснулась между нами. Каприз была привлекательной девицей. Стройная брюнетка с длинными мелко вьющимися волосами, обрамлявшими бледное матовое лицо с тонкими чертами лица.

Но вид у неё был унылый — она и не скрывала своего пристрастия к апатии.

Эта обезьяна Лагуна полез своими лапами. Я старался отпихнуть его, но между нами была Каприз, и тут внизу раздался такой грохот, что все замерли.

— Да идите вы в трущобы! — сказала Каприз, обычно сдержанная, даже деликатная. Внизу слышался вой.

Каприз развернулась и обхватила меня за шею. Лагуна был озадачен. Он разыграл ревность и обезьяний гонор с выпячиванием нижней губы. Каприз оценила его изысканность, но у Лагуны была хорошая реакция, и удар пришёлся по подушке.

Внизу опять послышались грохот и вопли.

— Лауреаты… — проговорил Тугодум, багровея.

Каприз поцеловала меня очень нежно, а Лагуна, уязвлённый этим обстоятельством, вытянул руки, охватил меня за шею и принялся душить, со своеобразной увлечённостью. Кровать заскрипела.

Опыт нашел золотое кольцо.

Внизу затянули песню. Тугодум с ненавистью посмотрел в пол.

— Пошёл, идеал! — сказала Каприз Лагуне. — И не смейся.

— А я не смеюсь, — сказал я, довольный.

— Ты тоже хорош. Тебе только скучать.

— А тебе… — начал я, но просто развалился на спине и мечтательно посмотрел в потолок.

— Вы просто таланты, — заявила Каприз неожиданно. С каким-то упрёком.

— Да катись ты, — сказал Лагуна. — Не продавливай тут кровать. Давай, давай.

Каприз возмущённо спрыгнула на пол, в нескольких словах разъяснила, какие мы одаренные, и пожелала скрыться, опасаясь гнева Лагуны, но он своей могучей лапищей зацепил подушку и тотчас метнул её, и Каприз была снесена.

Она быстро выдала нежное выражение и скакнула за дверь. На лестнице раздались её торопливые, сбивающиеся шаги.

— Всё, — сказал Лагуна. — Вы слышали? Все слышали? Пик, ты куда?

Внизу дружно пели.

На лестнице возвышенные слова слышались отчётливо. И после этого Каприз ещё обижается. Я перемахнул через перила и оказался в гостиной. Мимо пролетела ваза.

— Да отойди же! — заорал Тираж. Он стоял на столе и выбирал.

У стены на коленях у Кошмара сидела Мини, прельстившаяся его усами.

Успех, Аромат и Паника запоздало зааплодировали. Все они не представляли из себя ровным счетом ничего.

Тираж остановил свой выбор на пузатой бутылке красного вина. Он ухватился за горлышко, выпрямился и некоторое время сопротивлялся потере равновесия. На него напала икота, и он икал, надолго закрывая глаза, и длинные ноги у него иногда непроизвольно подгибались, а потом он, собравшись с силами, размахнулся, как дирижер, бутылка выскользнула, врезалась в стену и разорвалась, как граната, и с ног до головы забрызгала Кошмара и Мини.

На этом развлечения Тиража не закончились. Пока Кошмар, наливаясь краской, не уступающей густотой цвета вину, поднимался вместе с Мини на коленях, внушительных размеров кувшин, описав плавную дугу, треснул его по лбу. Кошмар испустил вопль, смахнул Мини с колен и пустился за Тиражом, который мигом выскочил в окно. Кошмар у целого зеркала стал разглядывать голову. Мини ходила взад-вперед, как пёстрый попугай.

Я шёл по коридору и заметил, что кто-то крадётся за мной. Не сбавляя шага, я свернул в спальню. Не успел я оказаться у окна, как, обернувшись, увидел, что в дверях стоит Каприз и смотрит на меня через пространство комнаты.

— Ты что здесь делаешь? — вкрадчиво спросила она.

— Я? Ничего…

Каприз засмеялась. Она смеялась тихим грудным смехом, и глаза у неё засветились. В разворошенной спальне больше никого не было.

Каприз приблизилась. Я, не раздумывая, обнял ее. Это вышло у меня не совсем ловко, но Каприз обнадеживающе улыбнулась, повела плечом. По коридору протопали, и я зажал ей ладонью рот. Каприз, ошеломленная, даже не сопротивлялась, приняв это, вероятно, за проявление страсти, а потом было поздно, я поднялся на чердак.

На небе горели яркие крупные звезды. Ветер с залива не усиливался и не ослабевал, он был ровным, казалось, что все пространство перемещается с места на место.

Лагуна с пунктуальным Витамином ждали меня.

Вокруг были сплошные крыши. Показалась луна, огромная. Стало светло, как днем.

Мы заглянули в одно окно. Управляющий нового мэра Тюфяк взялся за гирю. Мнимый силач не справился с весом и расстроился.

В соседнем окне Офис, с постным вытянутым лицом, взъерошивал волосы корявыми руками. Мечты бесповоротно завладели им. Растопырив конечности, он изящно зашевелил пальцами.

В школе метод всех поощрял одинаково, всем внушал надежду, и за многими закрепилась репутация эрудитов, спортсменов, полиглотов, музыкантов, поэтов.