Джон Браннер - Зыбучий песок

Движение возобновилось. Натали выключила магнитофон. Сестра Вудсайд попыталась сделать шаг назад, но угрожающий взмах бутылкой заставил ее вновь замереть на месте. Олифант и несколько других санитаров стали пробираться среди застывших пациентов, надеясь выйти из поля зрения Рили и схватить его сзади. Но он разгадал маневр и принялся поворачиваться вслед за ними, описывая дугу, в центре которой находилась несчастная сестра. Словно загипнотизированная, она поворачивалась тоже, оставаясь все время к нему лицом.

- Что случилось? - шепотом спросил Пол сестру Уэллс, стоявшую рядом, вцепившись зубами в костяшки пальцев.

- Кажется, он хотел ее поцеловать, а она не позволила, - пробормотала сестра Уэллс. - Потом он заорал, что все равно ее заставит, схватил эту бутылку, а я побежала за вами.

Пол быстро обвел глазами комнату.

- Доктор Холинхед ушел?

- Несколько минут назад. Кто-то за ним побежал, но, наверно, уже поздно.

"Значит, я."

Мысль была ледяной; она замораживала время. Из неимоверного далека он услышал вкрадчивый голос Рили:

- Решайся, милая, или я сделаю так, что больше никто не захочет тебя поцеловать.

Пол набрал в легкие побольше воздуха, подал Олифанту знак следовать за собой, и не чувствуя ничего, кроме фантастической обреченности, выступил на середину зала.

- Рили! - громко позвал он и с нелепым облегчением отметил, что слово прзвучало нормально, не тонко и не визгливо. - Довольно! Положи бутылку и вымети отсюда весь этот мусор, который ты набросал! - На последние слова его вдохновил хруст бутылочных осколков под ногами.

Его вмешательство сломало гипноз, и сестра Вудсайд вдруг закатила глаза, побелела еще больше и безвольно повалилась на пол.

- Боитесь? - с издевкой проговорил Рили и развернулся к Полу, блестя зажатыми в руках стеклянными зазубринами. - Боитесь сумасшедших придурков! Мы ползаем перед вами на карачках, а вы все это время ссыте от страха. Давай, покажи, на что ты годишься! А куда делся наш великий Холинхед?

"Нужно как-то его схватить. Ничего другого не остается. Неужели, кроме меня некому? Ну, же кто-нибудь! Нет, только я:"

Натали за спиной Рили сделала неуверенный шаг. Ему вдруг стало стыдно, что он до сих пор стоит на месте, и ноги сами двинулись вперед. Пользуясь тем, что внимание Рили было приковано к Полу, Олифант сделал резкое движение, вытаясь выхватить бутылку. Но он действовал слишком медленно. Рили увернулся, взмахнул рукой - и по пальцам Олифанта побежали красные капли.

Пол вскрикнул и бросился на Рили. Он хотел схватить его за правую, вооруженную бутылкой руку, но промахнулся, и понял это, только когда оказался слишком близко. Отчаянным движением он вцепился в его одежду. Левая рука намертво держалась за рукав чуть выше локтя, но Рили был слишком силен - сердце бухнуло и куда-то пропало, а зазубренный край бутылки, словно дрожащий раскрытый рот пиявки, навис прямо у Пола над глазами, бесконечный, как туннель. У него было несколько секунд, чтобы приготовиться к боли, и он еще подумал со странным равнодушием, что ослепнет.

"Вот мы и соединимся с тем другим Полом Фидлером, а видения станут жизнью. Я всегда знал, что это когда-нибудь случится."

Пол зажмурил глаза в последней детской надежде, что если не видеть обломанный край бутылки, он исчезнет.

К его изумлению боли не было. Вместо этого раздался звук бьющегося стекла - бутылки об пол, затем глухой удар - упал Рили. И вопль - Рили схватился левой рукой за правую.

Пол открыл глаза. Все были на тех же местах: Олифант, Натали, сестра Уэллс. Пол смотрел не на них. Он видел только стоящую над распростертым Рили маленькую решительную фигурку Арчин, которая только что сделала: что-то: так, что он остался жив.

20

Потом всё более-менее успокоилось.

Рили накачали успокоительными и заперли в боксе, после чего попытались сделать вид, что ничего не произошло, и продолжить танцы, но идея, разумеется, была абсурдной. Пациенты с воодушевлением обменивались сплетнями, и это вызывало у Пола почти физическое отвращение. В конце концов он, все еще передергиавясь от пережитого ужаса, распорядился отправить всех спать. Но и это оказалось не таким простым делом - самым возбужденным пришлось выдать по дополнительной порции транквилизаторов.

Обиднее всего, что нарушили традицию, согласно которой вечер должен был завершиться сентиментальной песенкой в исполнении Либермана. Он, надувшись, уселся в углу, вытянув обиженное лицо так, что оно стало похоже на его скрипку, и упорно не реагировал на все попытки вытащить его оттуда, пока два санитара попросту не унесли его на руках в палату.

Сестра Вудсайд, придя в себя, извергла содержимое желудка прямо посреди зала - к истерической радости пациентов. Но Пол этого не видел. Он осматривал Рили, не в силах понять, что Арчин с ним такого сделала. На правой руке, за которую он схватился с таким жутким воплем, не было никаких следов, если не считать царапин, которые он заработал, катаясь по полу среди битого стекла. И только совершенно случайно Пол заметил под лопаткой небольшой кровоподтек, как раз по размеру пальца Арчин.

Неуклюже вывернув руку, он дотянулся до соответствующей точки у себя на спине и обнаружил, что там проходит весьма чувствительный нерв.

"Господи, и где же она умудрилась так хорошо выучить анатомию. Полдюйма в сторону - и палец безо всяких последствий уткнулся бы в кость."

Но как бы то ни было, именно болевой шок заставил Рили выпустить бутылку.

"И сохранил мне глаза, а то и жизнь. Вот только как теперь выразить благодарность?"

Словами или без них, но попытаться было необходимо; однако, отослав Рили, он узнал, что Арчин без лишнего шума вернулась к себе в бокс. Он заглянул в смотровое окно, увидел, что она лежит в постели, свет погашен, и решил, что не стоит ее беспокоить.

Он еще некоторое время посидел с Натали в ординаторской, поддерживая пустячный разговор, во время которого одна-единственная мысль не выходила у него из головы: только позавчера, вопреки уговорам Олифанта, он распорядился перевести Рили из буйного, и теперь именно из-за Рили у Олифанта оказалась порезана рука.

Рана пустяковая, но сам факт многозначителен.

Когда Натали ушла спать, от открыл учебник и тупо уставился в страницу. Уходило время и сигареты, а его мозг упорно отказывался воспринимать написанное.

Никогда прежде он не был так близок к гибели. Но его пугала не смерть. Сегодня утром ему уже приходила в голову чудная мысль о другом, в чем-то даже более реальном Поле Фидлере, попавшем в момент одного из кризисов на иную, катастрофическую линию жизни: теперь именно реальный опыт этого "второго я"