Джон Браннер - Зыбучий песок

- Есть из-за чего.

- Из-за чего? - возразила она. - Дергаться из-за больных - попусту тратить время и нервы, тем более, что проблема не в Арчин.

- А в ком же тогда? - резко спросил Пол.

- В тебе самом. Ты слишком увлекся, разве не так? И сегодняшняя история стала для тебя ударом.

- Ты хочешь дать мне совет или просто сочувствуешь?

- Сочувствую, - ответила Натали, не обращая внимания на его раздраженную интонацию. - Но если не возражаешь, могу и посоветовать. Вся больница жужжит, как пчелиный улей, и лучше, если ты услышишь это от меня, чем от Холинхеда.

Правда, что тебя видели в Бликхеме в обнимку с Арчин?

- О, Господи!

- Пол, успокойся. Это закрытое учреждение, и естественно, все помешаны на сексе.

Можешь мне не объяснять, что это был отеческий жест, чтобы успокоить несчастную растерянную девочку. Но если за ним кроется нечто большее, тебе лучше это оставить - ну, хоть для меня.

- Кто тебе сказал?

- Я же говорю, сплетни.

- Меньше бы ты их слушала, - пробурчал Пол и выскочил из комнаты.

Он уже совсем было решил не идти на обед, чтобы не встречаться в пустой столовой с Натали, но потом решил, что это глупо. Он сам виноват, что не сдержался, и обязан извиниться.

Но вышло так, что Натали, чтобы успеть к началу танцев, пообедала раньше. Они столкнулись в дверях, и ему пришлось уложить запланированные извинения в несколько торопливых слов. Тем не менее она приняла их вполне благосклонно.

Поедая в одиночестве обед, он размышлял о ее словах насчет того, что больница помешана на сексе. Здесь не было преувеличения: то обстоятельство, что физическая близость немыслима, потому что во всем Ченте невозможно найти место, чтобы уединиться даже на короткое время, делало сексуальность не только главной причиной раздраженности всех пациентов, кроме разве что самых дряхлых, но и неисчерпаемым источником слухов и скандалов.

Как несколько дней назад в "Иголке", Пол тоскливо подумал, какие, интересно, еще сплетни ходят по больнице о нем самом.

"Танцы. Рождественские танцы. Единственный раз, когда Айрис заходила в это здание дальше кабинета Холинхеда. Неужели они смогли так глубоко заглянуть ей в душу, что догадались о моих проблемах? Весь изюм ушел из нас тогда, когда я понял, что она по-прежнему не хочет иметь детей, и что это ее вполне устраивает:

Но кому, как не психиатру, знать, что если что-то ушло с поверхности, оно не обязательно ушло из сознания. Может с этим еще можно что-то сделать."

Он еще некоторое время повозился с этой мыслью, вспоминая так расстроившее его предположение Мирзы. Затем попытался отгнать ее в сторону, но сегодня все словно сговорились помешать ему в этом, взять хотя бы спектакль, который устроили пациентки из своих приготовлений к унылой пародии на веселье и ухаживание.

Большую часть времени отделенные от мужчин, они давно перестали обращать внимание на свою внешность, танцам же всегда предшествовало возбужденное прихорашивание, переодевание из повседневного платья в праздничное, доставаемое столь редко, что оно смогло не впитать в себя дух того тотального разрушения, отпечаток которого лежал на всем, что больные принесли с собой из внешнего мира, ну и разумеется, косметика. Даже самые равнодушные ко всему пациентки не удерживались, чтобы хоть слегка не прикоснуться к пудре и не поводить вокруг рта помадой.

Результат был устрашающ, особенно для какой-нибудь миссис Ченсери, которая в шестьдесят пять лет считала себя молоденькой девушкой, способной укладывать мужчин штабелями одним только движением своих нарисованных глаз.

Танцы проводились в большой женской гостиной, украшенной по такому случаю лентами серпантина и вазами с ранними цветами. Идея заключалась в том, чтобы дать женщинам почувствовать себя хозяйками вечеринки. Стол накрыли белой скатертью и расставили на нем чай, кофе и легкие напитки.

Когда Пол вошел в зал, пациенты-мужчины еще только начали собираться, но магнитофон уже изображал какую-то музыку, и в центре топталось несколько пар.

Среди прочих молодой Рилли старательно водил по кругу сестру Вудсайд, на лице которой застыла стеклянная и очень ответственная улыбка. Магнитофон играл что-то вполне современное, позже, чтобы доставить удовольствие пожилым пациентам, музыка сменится сентиментальными балладами под духовой оркестр, а закончится все, как всегда, беспорядочными плясками и пением под аккомпанимент сверхчестолюбивого слесаря Либермана.

"Интересно, насколько серьезно они к этому относятся?"

Этот вопрос вертелся у него в голове, пока он обменивался приветствиями с больными, пробираясь к столу, чтобы взять стакан апельсинового сока. Ни высочайшее покровительство Холинхеда, который заглянет позже, чтобы "почтить своим присутствием", ни цивильная одежда сестер вместо белых крахмальных халатов, ни горстка посетителей, то ли друзей персонала, то ли родственников больных, то ли просто старых кляч, вознамерившихся сделать благородный жест - не прибавит веселья этому вымученному действу.

"Кого, только мы обманываем?"

Мысль улетучилась в одно мгновение. Сквозь просвет в группе толпящихся у дальней стены женщин он неожиданно заметил более чем знакомую фигурку, которая, вытянув шею, с любопытством наблюдала за танцорами.

"О, господи, неужели Либерман опять взялся за свои фокусы? Она же должна быль заперта в боксе!"

19

Магнитофон издал трубный звук, возвещая конец мелодии. Сестра Вудсайд заметалась по залу, не зная, как избавиться от Рили, оглядела собрание и тут заметила Арчин. Сердитое выражение исказило ее симпатичное лицо, и она решительно направилась к девушке.

- Сестра! - прошипел Пол. Он успел догнать ее несколькими длинными шагами.

- Что?.. А, это вы, доктор. - Изящным движением сестра Вудсайд откинула назад светлые волосы. Она была несомненно хороша сегодня - в черном платье с красными полосами, скрадывавшем ее габариты Юноны. - Я думала, эта девушка Арчин должна быть в боксе.

- Должна. Только не надо устраивать суматоху. Расспросите, пожалуйста, вокруг, может кто-то помог ей выбраться.

Он с неудовольствием заметил на себе пристальный взгляд Рили. Когда сестра отправилась выполнять поручение, Рили перехватил ее по дороге, приглашая на очередной танец; та отказалась, видимо слишком резко, и он, нарочито громко топая, направился к столу.

"Надеюсь, он не станет устраивать сцен."

Пол определенно сочувствовал Рили. Обстановка, из которой он попал в больницу, целенаправленно делала из него гомосексуалиста - он был единственным ребенком сверхдеспотичной матери, которая видела в подругах сына лишь угрозу своей власти над ним. Это давление, которому Рили сопротивлялся с восхищавшим Пола упорством, довело его однажды до того, что он избил свою мать, разгромил ее квартиру, после чего и был доставлен в Чент - вполне обоснованно, поскольку к тому времени оказался действительно невменяем. Но сейчас, когда мать была далеко, он быстро поправлялся, и Пол надеялся, что скоро сможет выпустить его на свободу.