Виктор Колупаев - Дзяпики

Детектор неисправностей непрерывно опрашивал функциональные системы транстайма, выдавая линию зеленых огоньков.

– Приготовиться к пуску! – неестественно громким голосом сказал Вальцев.

Собственно, внешне ничего не должно произойти. Транстайм все так же беззвучно, не шелохнувшись, перенесется в прошлое.

– Пуск!

Затикали механизмы главного хронометра. Заметались стрелки измерительных приборов. Застрекотали реле. Приглушенным гулом дала о себе знать энергетическая установка. Голос Вяльцева, записанный на пленку, отсчитывал:

– Десять, девять, восемь…

Для того чтобы все системы транстайма вошли в режим, нужно было несколько секунд. Энергетическая установка отдавала все большую энергию в систему образования волновода времени. Еще мгновение, и исполинская сила раскачает контур пространства-времени, войдет в резонанс со временем, отстоящим от текущего на четырнадцать тысячелетий, и транстайм, исчезнув с площадки, на которой он родился, возникнет там, в далеком прошлом.

– Ноль!

Огоньки пульта замигали. Вяльцев взглянул на счетчик времени. Стрелки не шелохнулись. Значит, волновод в темпоральном поле не возник. Одна из зеленых лампочек погасла и вместо нее горела красная. Пронзительный звук сирены тоже сигнализировал о возникшей где-то неисправности.

Лицо Вяльцева покрылось испариной, рука потянулась к кнопке «Аварийный стоп», но детектор неисправностей уже автоматически выключил все системы транстайма.

Вяльцев встал. Остальные уже без слов знали, в чем дело. Акимов включил радиостанцию.

– Виктор, вызвать Вельского?

Вяльцев махнул рукой:

– Зачем вызывать? Сами сейчас сюда прибегут. Сообщи Вельскому, что первая попытка не удалась.

Иллюминаторы открылись.

– Все еще митингуют, – безразличным голосом сказал Чекин.

– Пусть тренируются, – пробурчал Вяльцев. – Отрабатывают дикцию. Мы свое, они – свое.

– Юрий Петрович спрашивает, что произошло? – сказал Акимов, протягивая микрофон Вяльцеву.

– Что-то с волноводом, – сказал Виктор в микрофона – Горячку пороть не будем. Все равно работать сейчас не дадут. Юрий Петрович, прошу вас не расстраиваться. Первый блин. О-о-о! Что начнется, когда я открою тамбур?!

– А что это там за точка на краю поляны? – спросило Ответственное Лицо.

– Где? – встрепенулся начальник СКБ – А-а… Это? Какие-то пришельцы из будущего. Третий день торчат, как бельмо в глазу!

– А вам не кажется, уважаемый Эхразещераз, что эта точка очень портит рабочую картину трудового энтузиазма на вверенной вам стройплощадке?

– Прикажете убрать?

– К чертовой матери! Шатаются тут всякие!

…За стенами иллюминатора продолжал деловито жестикулировать начальник СКБ. Его слушали довольно внимательно.

«Растягивает речь, – подумал Вяльцев – Готовит самую яркую фразу к моменту исчезновения транстайма. Да-а-а… Здорово мы подвели начальство. А какие бы статьи появились завтра в газетах!»

Николай Васильевич, видимо, что-то почувствовал и, сгорбившись, сошел с трибуны. Ему бурно аплодировали.

– Смотрите-ка, кто выступает! – закричал Силуэтов. – Павел Алексеевич!

– Маханов?

– Он самый!

– Интересно, – сказал Вяльцев, – в каком разрезе он говорит? О роли своей макетной мастерской в развитии отечественной техники трансформации во времени?

– Во всяком случае, ему тоже аплодируют.

– Ну что? – спросил Акимов. – Будем выходить или отсидимся до вечера?

– Выходим, – сказал Вяльцев. – Работать надо.

– Выходить, так выходить. – И Акимов пошел в тамбур.

Через несколько минут двери транстайма открылись, и из него, как ни в чем ни бывало, выпрыгнули один за другим все члены экипажа. Из пристройки бывшего гаража уже катили тележки с приборами, тащили столы. Все начиналось с начала.

Журналисты, корреспонденты и ответственные товарищи были несколько обескуражены появлением Вяльцева и его экипажа. Начальник СКБ пробирался к загородке. Павел Алексеевич задумчиво грыз дужку очков, забыв снизойти с трибуны на грешную землю.

– Потрудитесь объяснить, – начал Николай Васильевич.

Вяльцев страдальчески сморщил лицо:

– Я вам объяснял все час назад.

– Кто виноват? Чья система испортилась?

– Виноваты все. И вы в том числе. А вышла из строя система образования волновода времени. Вам это о чем-нибудь говорит?

– Разбираться в этих… транстаймах – дело главного инженера. Потрудитесь зайти ко мне в кабинет.

– С удовольствием. Но если через пять минут на площадке будет хоть один посторонний человек, я напишу докладную вам и в министерство о том, что мне мешают работать. Я не курочка ряба и золотых яиц не несу. Делать из меня музейный экспонат еще рановато. – Вяльцев повернулся к транстайму и начал отдавать распоряжения о начале работ. Корреспонденты и гости все еще не расходились.

– Один только вопрос. Почему транстайм не проник в прошлое?

– Потому что вы стали жертвой очередной мистификации. Он и не мог проникнуть туда.

– Зачем же нас тогда сюда собрали?

– Не имею представления…

Пирамиду из так и не прочитанной корреспонденции на центральной площади в Капиках облицевали родосским мрамором, и она послужила пьедесталом монумента Всеобъемлющей Непорочной Деве Инструкции и ее божественному сыну Параграфу. Сам монумент был исполнен традиционно в виде матери с младенцем на руках. Когда покрывало упало к подножию пирамиды, а рукоплескания и восторженные крики чуть поутихли, Эхразещераз открыл торжественное собрание и после краткого вступления предоставил слово Ответственному Лицу.

– Товарищи дзяпики! – с воодушевлением начал тот. – Ваш трудовой подвиг не померкнет в веках! Еще никогда в Капиках не знали таких темпов строительства и таких темпов создания математических машин. В скором времени, когда каждая организация, каждый отдельный дзяпик как личность будут иметь возможность приобрести в постоянное пользование продукцию вашего завода, умножение «два на два» уже не будет ни для кого проблемой. Я не оговорился, сказав про завод. Решением Совета Старейшин Дзяпии, знающего ваши прекрасные достижения, в Капиках создается и завод математических машин, который будет серийно выпускать разработки СКБ. Директором завода назначен бывший теперь уже главный инженер СКБ – Зануда!

– Слава Зануде! – кричали в толпе.

– Слава Эхразещеразу!

И тот и другой тихо улыбались своим мыслям. Одна из пальм свернула листья и превратилась в березку…