Жюль Верн - Паровой дом (пер. В. Торпакова)

Пройдя без всяких затруднений по понтонному мосту, длиной в километр, соединяющему правый берег реки с левым, вечером мы разбили лагерь на окраине одного из предместий Аллахабада.

Весь день 26 числа мы должны были посвятить осмотру памятников этого большого города, важного железнодорожного узла Индостана. Он занимает выгодное положение в центре богатой провинции между рукавами рек — Джамны и Ганга.

Природа, разумеется, сделала все, чтобы Аллахабад стал столицей Британской Индии, административным центром, резиденцией вице-короля. Не исключено, что он ею и станет однажды, если циклоны сыграют скверную шутку с Калькуттой — современной метрополией. Несомненно, что некоторые провинции уже предвидели такую возможность. В этом большом теле, которое называется Индией, Аллахабад помещен там, где находится сердце, как Париж в центре Франции. Правда, Лондон не находится в центре Соединенного Королевства, но разве Лондон не доказал своего превосходства над такими большими английскими городами, как Ливерпуль, Манчестер, Бирмингем, или как Париж над другими городами Франции?

— Отсюда, — спросил я у Банкса, — мы поедем прямо на север?

— Да, — ответил Банкс, — или почти прямо. Аллахабад на востоке — граница первого этапа нашей экспедиции.

— Наконец-то! — обрадовался капитан Худ. — Большие города — это хорошо, но великие равнины, дикие джунгли — гораздо лучше! Если мы будем все время придерживаться железнодорожных путей, дело кончится тем, что сами поедем по ним, и наш Стальной Гигант превратится в обыкновенный локомотив! Какая жалость!

— Успокойтесь, Худ, — ответил инженер, — такого не произойдет. Мы рискнем отправиться в те края, которые вы предпочитаете.

— Значит, мы направимся прямо к индо-китайской границе, не пересекая Лакхнау?

— Я бы хотел миновать этот город, а особенно Канпур — слишком много печальных воспоминаний он вызывает у полковника Монро.

— Вы правы, — заметил я, — но нам никогда не удастся отклониться от них достаточно далеко!

— Скажите мне, Банкс, — спросил капитан Худ, — во время вашей поездки в Бенарес вы ничего не слышали о Нане Сахибе?

— Ничего, — ответил инженер, — возможно, губернатора Бомбея еще раз ввели в заблуждение, Нана никогда и не появлялся в президентстве Бомбея.

— Вероятно, так и есть, — ответил капитан, — иначе старый мятежник уже заставил бы говорить о себе!

— Как бы то ни было, — сказал Банкс, — я тороплюсь покинуть долину Ганга, которая была ареной стольких несчастий во время восстания сипаев, от Аллахабада до Канпура. Но главное — название этого города никогда не надо произносить при полковнике, так же как и имя Наны Сахиба! Пусть он сам решает как хочет.

На следующий день Банкс снова решил сопровождать меня в Аллахабад на те несколько часов, которые я хотел посвятить этому городу. Возможно, мне понадобились бы три дня, чтобы осмотреть составляющие его три города, но в целом он менее интересен, чем Бенарес, хотя тоже стоит в списке священных городов.

Об индийском городе нечего сказать. Это скопление низеньких домишек, разделенных узкими улочками, тут и там возвышаются прекрасные тамариски[108].

Об английском городе и армейских поселениях тоже нечего сказать. Красивые улицы с пышной растительностью, богатые дома, широкие площади — все элементы, необходимые городу, которому предназначено стать большой столицей.

Город расположен на широкой равнине, ограниченной на севере и юге течением Джамны и Ганга. Ее называют «равниной подаяния», потому что индийские принцы приходят сюда в любое время оказывать милосердие. Судите по словам господина Русселе, приводящего цитату из «Жизни Хионена Тсанга»: «Достойнее дать монету в этом месте, чем сто тысяч в другом».

Бог христиан воздает лишь сторицею, это в сто раз меньше, разумеется, но он внушает мне больше доверия.

Два слова о форте Аллахабада, который представляется любопытным. Он построен на восток от «равнины подаяния». Там гордо высятся его мощные стены из красного песчаника, а его метательные снаряды могут в полном соответствии с выражением «перекрыть рукава» обеих рек. В середине форта стоит дворец, ставший арсеналом, — когда-то любимая резиденция султана Акбара[109]. В одном из углов лат[110] Фероз-шаха, превосходный монолит 36 футов, с фигурой льва на нем; невдалеке маленький храм, запретный для индусов, как и вход на территорию форта, хотя это одно из самых священных мест в мире. Таковы основные притягательные объекты крепости, привлекающие внимание туристов.

Банкс сказал мне, что форт Аллахабада имеет свою легенду, которая напоминает библейскую, относящуюся к реконструкции храма Соломона в Иерусалиме.

Когда султан пожелал построить форт Аллахабада, оказалось, что камни не поддаются обработке. Едва стена была возведена, как она тут же обрушивалась. Обратились к оракулу. Оракул, как обычно, сказал, что нужна добровольная жертва, для того чтобы заговорить злой рок. Один индиец предложил себя в качестве искупительной жертвы. Его жертва была принята, и форт достроили. Этого индийца звали Брог, поэтому город и в наши дни известен под двойным именем Брог-Аллахабад.

Банкс привел меня в знаменитые сады Кхусру, достойные упоминания. Там, в тени прекраснейших в мире тамариндов[111], возвышается несколько магометанских мавзолеев. Один из них — последнее пристанище султана, имя которого носят сады. В одной из белых мраморных стен инкрустирована ладонь огромной руки. Показали ее с любезностью, какой нам недоставало, когда мы хотели осмотреть священные отпечатки следов в Гае.

Правда, это не след ноги божества, а отпечаток руки простого смертного, маленького племянника Мухаммеда.

Во время восстания 1857 года кровь лилась в Аллахабаде не меньше, чем в других городах долины Ганга. Сражение с восставшими, начатое королевской армией на поле для маневров в Бенаресе, вызвало протест в туземных войсках и, в частности, бунт в 6-м полку армии Бенгалии. Восемь прапорщиков были расстреляны сразу же, однако благодаря вмешательству нескольких европейских артиллеристов, принадлежавших к инвалидному корпусу Чунара, сипаи сложили оружие.

В местах расквартирования войск положение было серьезнее. Туземные войска взбунтовались, открыли тюрьмы, разграбили пакгаузы, подожгли дома европейцев.

Тем временем полковник Нил, восстановив порядок в Бенаресе, прибыл сюда со своим полком и сотней стрелков мадрасского полка. Он отбил у восставших понтонный мост, 18 июня захватил предместья города, разогнал членов временного правительства, которое установили мусульмане, и вновь стал хозяином провинции.