Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Эй, парень…

Линд, подверженный демонической экзальтации, уже чуть не падал, между приступами смеха он пытался что-то объяснить:

– Это такие… ха-ха-ха! ма-а… ха! ма-аленькие светлячки, да?! — он как пьяный шатался в разные стороны, даже не пытаясь совладать с собственной истерикой. — Такие малюсенькие! У-ха-ха!! Такие крохотные! Они завелись в метановой атмосфере! Ха-ха… Как все просто! А мы-то голову ломаем…

Короче, у одного из пятерых психика уже давала сбои. Ни усилие воли, ни напускное лживое равнодушие не могли устоять перед хищником среди всех страстей — страхом. А когда является хищник, человек, как известно, становится самим собой. Никакая маска не держится на лице. Как только приступ прошел, Линд удивленно посмотрел на собственные руки, пощупал свое тело, мотнул головой и уже совершенно спокойно произнес:

– Прости, капитан… со мной сейчас что-то было.

Дьявольское наваждение, от которого уже рябило в глазах, явно вырисовывало на фоне бездонной тьмы злополучную «D». Утверждать, что она сияла или мерцала, было бы дикой помпезностью, совершенно не соответствующей этому жуткому зрелищу. Она источала свет словно медленно действующий яд. А сам свет, хоть и слабый, псевдореальный, обжигал, не имея жара, леденил душу, не обладая холодом, и кажется, издавал еще злобное шипение, абсолютно лишенный при этом звука.

Нет. Тишина стояла абсолютная… Сенсорный обман — вот и все. Только бы не пуститься сейчас в патогенную философию, и не начать утверждать, что весь мир вокруг — сплошной обман, большая космическая галлюцинация. Этого еще не хватало. Надо держаться на ногах, ведь впереди еще…

– …много работы, — произнес капитан. — Плюнь на все. Оно тебя не трогает, ты его не трогай. И сам гляди не тронься…

Фастер уже шагал назад. Линд, как заводная игрушка с вставленным чипом, продолжал бубнить себе под нос: «Death… death… death…». Ребус, состоящий из одного слова. Убийственная головоломка. И какой-то нехороший, недобрый дух поселился поблизости… Желая немного разрядить тотальную подавленность, Кьюнг попытался сострить умом:

– Ничего. «Гермес», как известно, был посредником между богом и людьми, так что мы под более надежной… крышей.

– К чему эти софизмы, капитан? — вяло возразил врач.

Прожектора вновь зажглись. Ощущение: как будто после всеобщего вселенского апокалипсиса загорелось ручное солнце. Глаза с непривычки слепило. Планетоход опять заворчал что-то на языке механизмов, и работа поползла дальше — нехотя, угрюмо, совершенно лишенная первичного героизма.

Оди уже с полчаса восседал в железном чреве планетохода, поджидая Кьюнга. Его притупленный взор меланхолично блуждал по мозаике разносортных кнопок ручного управления, которая давно уже отпечаталась в памяти и вызывала интереса не более, чем стена сплошного мрака. Непрерывный гул двигателя да легкая вибрация обшивки действовали немного успокаивающе, сказать вернее — убаюкивающе. Сонливость мягким всепоглощающем туманом поплыла перед глазами, медленно обволакивая рассудок. Голова клонилась все ниже и ниже…

Поэтому все произошло резко, внезапно и уж никак не ожидаемо: вдруг погасли прожектора, двигатель заглох — этак медленно, постепенно, словно его отделили от корпуса и, еще работающий, выкинули в пропасть. Перед глазами — лишь черное кольцо идеальной темноты, не было видать даже звезд, скрываемых корпусом планетохода, и ядовитая для слуха тишина: ни писка, ни звука, ни шороха. И, как обычно добавляют в таких случаях, — ни даже слуховой галлюцинации.

Конец света, честное слово. Вселенную будто выключили нажатием какого-то далекого гигантского тумблера, и вы мире остался один только первозданный мрак. Спрессованный и довлеющий со всех сторон.

Оди принялся в потемках барабанить по кнопкам, переключать разные рычаги — бесполезно. Он чувствовал, что недоумение, первичная реакция на произошедшее, сменяется пароксизмами ужаса. Неестественно заколотилось сердце, кровь хлынула к голове и с тем же ритмом застучала в висках. Тело стало ватным и совершенно не слушалось приказов рассудка, да и тот находился в замешательстве, не способен был отдавать вразумительные команды. Откуда-то из глубин сознания всплыла мысль, вносящая еще большую растерянность и непонимание: почему это случилось именно сейчас, когда он остался один? Кьюнг… будь он проклят, куда он запропастился? Жгучая темнота прямо-таки разъедала глаза, а эта загробная тишина, пришедшая невесть откуда, давила на уши и парализовывала слух. Необходимо было глянуть двигатель и генератор тока.

Оди наощупь открыл дверцу и вывалился наружу. Там, казалось, нет ни земли, ни песков, никаких очертаний — только черная бездна. Лишь когда он спрыгнул, то почувствовал под ногами невидимую поверхность. Ну, слава Богу, в мире осталось хоть что-то устойчивое и надежное! Над головой вновь воссияли звезды — с ними всяко веселей живется. «Все нормально… все замечательно… все просто великолепно… сейчас устраним небольшую техническую неисправность и снова попрем вперед — к светлому будущему…». Успокоенный столь незатейливыми мыслями, он принялся насвистывать себе под нос первую пришедшую на память мелодию, но тут же вспомнил, что в суматохе забыл фонарь. Вот черти! Пришлось опять шарить рукой, ища в впотьмах дверную ручку. Что-то замельтешило в глазах… то ли искорка света (прочь, безумие!), то ли слишком низко повисшая над горизонтом звезда, непривычно яркая… Да нет, вернее всего это Кьюнг возвращается с факелом в ночи. Оди даже улыбнулся столь простому и очевидному решению, смело повернув голову, и тут же вспомнил, что капитан ушел в противоположную сторону… Может, Айрант?..

Сердце уже сжималось в комок, улыбка на лице вмиг превратилась в заледенелую гримасу крайнего недоумения. Все произошло как-то рефлекторно. Его мозг пока еще не успел сообразить что к чему, даже не успел как следует испугаться, но сердце, являясь индикатором всякой опасности, первое подняло тревогу.

Нет, не Айрант. Но сбоку действительно что-то светилось. Не поворачивается язык сказать, не шевельнется мысль подумать, но это… одна из могил! Во мраке ясно вырисовывались контрастные линии памятника, а вокруг него, словно нимб, ореол света… Нет, это не было тем бледно-матовым размазанным в пространстве мерцанием, что наблюдали Линд и Фастер и над чем сейчас ломал голову Кьюнг. Здесь свет совсем иного рода, во первых: одиночный, и во-вторых — точечный и яркий. Возникало ощущение… (черт бы побрал эти ощущения!), но и в самом деле казалось, что на одной их могил горел костер или был зажжен электрический фонарь.