Леонид Панасенко - Садовники Солнца

- Солнечное занятие, - удовлетворенно прищурился Юджин.

Он присел возле своей корзины, выбрал зачем-то самое зеленое яблоко и смачно захрустел, приговаривая:

- Мне много не надо. Мне бы в Птичьем Гаме поселиться. Мне бы яблоки с друзьями собирать.

- Алена, смотри, - позвали ее подружки. - Да смотри же!

Серебристый гравилет со свистом пронесся над тополями во дворе школы и возле Днепра взмыл вверх. Перелетев через реку, он резко нырнул в сосновый лес.

- Папа! - закричала Алена. - Это он, папочка. Прилетел!

Девочка побежала по дорожке, пританцовывая и размахивая руками. У зеленой виноградной арки, соединявшей школьный двор с руслом улицы, Алена задержалась.

- Таня, - крикнула она. - Скажи всем, что ко мне прилетел папа. Учителю Армандо скажи. Я завтра не приду на занятия.

В том, что гравилет службы Обитаемых миров привез отца, Алена не сомневалась. В Птичьем Гаме, кроме них, было еще три семьи звездолетчиков, но все они жили на левобережье, да и кто еще так прилетает нежданно-негаданно, оглушив всех, как Соловей-разбойник, своим гравилетом.

Возле "горбатого" моста Алена заскочила в желтую кабину Службы Солнца. С сомнением потрогав пластинку вызова для детей - заяц в форме Садовника, нарисованный на ней, смешно подмигнул и отдал честь, девочка дотянулась до "взрослого" знака Солнца. В объеме изображения появилось уже знакомое Алене лицо дежурной.

- Тетя Нина, - затараторила она. - Очень важная просьба. Понимаете, мы играли во дворе школы, а тут ка-а-к засвистит... Надо опять грозу, тетя Нина. Вы попросите климатологов?

- Наверное, отец вернулся? - догадалась дежурная.

- Да, да. Ка-ак засвистит над школой... Только пусть они хорошую грозу сделают, тетя Нина. Папа очень любит грозу... И чтобы дождь был теплым-претеплым.

- Ладно, болтушка, - улыбнулась Нина Лад. - Сейчас узнаю - не возражают ли соседи.

- Спасибо, тетя Нина. Они не возражают. У нас-то и соседей нет.

Алена бежала по скоростной дорожке... Ветер лохматил ей волосы, платье плескалось, а сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышат даже встречные пешеходы.

- Папа прилетел, поняла? - крикнула она реке, когда дорожка, достигнув середины моста, заструилась под уклон.

Над лесом, над их невидимым пока домом, в вечернем небе заворочалась грозовая туча. Громыхнуло раз, Другой.

- Будет, будет теплый дождь, теплый дождь, - запела девочка.

Алена представила, как взберется на плечи отца - так делала маленькой, - а он примется шумно дышать ей в живот, щекотать усами. Она будет визжать от удовольствия, еще крепче обнимая его голову, а в глазах у мамы, наконец, растает лед ожидания и они станут теплыми-теплыми. Будто лужи, которые останутся после грозы и по которым они обязательно пойдут после ужина побродить втроем...

Гроза началась раньше, чем предполагала Алена.

Не успела она еще спрыгнуть со скоростной дорожки на среднюю, как вокруг потемнело, сыпанул крупный, частый дождь. Климатологи, очевидно, что-то напутали: туча дышала зло и порывисто, дождь обжигал холодом. Алена мгновенно промокла.

"Это чепуха, - подумала девочка, подбегая к дому. - Главное - вернулся папа. Теперь не надо будет крутить по вечерам его видеописьма. С Арктура и Проциона, и еще с какого-то Зуба Дракона... Он дома. Вернулся!"

Окна гостиной на первом этаже их дома были, как всегда, распахнуты. Алена еще издали услышала чужой голос, узнала его и обрадовалась вдвойне: папа вместе с дядей Сеней прилетел.

"Сейчас напугаю, - засмеялась она, ныряя в густые заросли черемухи и пробираясь к ближайшему окну. - Рычание бронеящера с Проциона под аккомпанемент раскатов земного грома - блеск!"

Девочка потянулась к окну, услышала голос матери и... замерла от страха.

Мама... Что с ней?

- Сеня, милый, я не пойму. - Мама говорила с трудом, как бы превозмогая острую боль. - Я ничегошеньки не пойму. Повтори. Скажи еще раз. Они ведь живы? Живы?

- Да, Мария, я уже говорил... Вне всяких сомнений. Но... Этот поток жесткого излучения был для них полнейшей неожиданностью. Хочешь спастись прыгай в подпространство. Но вся беда в том, что у них нет энергии для обратного прыжка.

- Где же они теперь, где?

- Не знаю, Мария.

Страшные слова не все сложились в сознании девочки. Она поняла одно отца дома нет, он не прилетел. Холодные потоки дождя мгновенно смыли всю радость, тело у Алены закоченело.

- ...Нет, Мария. Выйти на связь они тоже не могут. По той же причине у них нет энергии. Теперь все зависит от случая. Если они вынырнули из подпространства где-то рядом, то дойдут к Земле на ионной тяге. Но если их бросило вдоль Радиуса доступности...

- Это много, Сеня?

- Семь тысяч световых лет.

"Не будет! - замерло сердчишко Алены. - Папы не будет... Тысячи лет... Даже вестей не будет!"

Она то ли вскрикнула, то ли застонала.

Не помня себя, не видя ничего вокруг, бросилась бежать.

Напролом. Безоглядно.

Колючие ветки шиповника схватили девочку на опушке - она рванулась. Обдираясь в кровь, высвободилась. Бежала уже из последних сил - все дальше, все глубже в лес. Задыхалась от рыданий, от черного ужаса, который гнался за ней буквально по пятам: "Не будет! Тысячи лет не будет..."

В глухом овраге Алена упала. Силы и мысли покинули ее. В распахнутых глазах девочки отражались равнодушные звезды, успевшие объявиться в прояснившемся небе.

...Дома Илью ожидало письмо от сестры и три разноцветные карточки-опросники.

"Узнаю Светлану, - подумал он, открывая узенький конверт. - Узнаю, но не понимаю. Почему деловая и сильная женщина отдает предпочтение клочку бумаги, а не живому общению? Всего-то дел - набери индекс на браслете связи и говори, сколько хочешь..."

Письмо было обычным: несколько фраз о Вадиках - большом и малом, краткий отчет об успехах Светланы в генетическом моделировании, а вот и традиционные нравоучения. Ну что ж, все это уже было. Впрочем, нет. Вот здесь сказано нечто новое. Любя, конечно, пишет, но как непримиримо и обидно:

"Может, ты и знаешь, но на всякий случай сообщаю: Иштван Кишш, с которым ты учился в медицинском, вчера назначен главным врачом на Пальмиру. Это прекрасная планета курортного типа. Только-только сдали в эксплуатацию. У Иштвана теперь море работы. Не обижайся, Илюша, но мне обидно за тебя. Обидно, что ты бросил конкретное и нужное дело ради сомнительных занятий добротворством.

Я не отрицаю Службу Солнца. Но для тебя, зрелого специалиста, это запоздалая романтика...

Потом уж очень эфемерна ваша главная заповедь - счастье должно стать неизбежностью. Мы и так счастливы - общественно счастливы. Но я, например, ни за что и никому на свете не отдам свою неудовлетворенность ученого, слезы неудач и даже... вспышки ревности..."