Эллис Питерс - Один лишний труп (Хроники брата Кадфаэля - 2)

Следовательно, ночью здесь действительно побывал некто третий. Вновь и вновь Кадфаэль убеждался в том, что Торольд невиновен. Стальные шипы были настоящими, их рассыпали с таким расчетом, чтобы хоть одна лошадь наткнулась на них и поранилась. И замысел этот удался даже лучше, чем можно было ожидать: спутники разлучились, и убийца без помех покончил с одним и затаился в ожидании другого.

Кадфаэль не стал сразу заходить в хижину - окрестности интересовали его ничуть не меньше. Где-то здесь, неподалеку от лачуги, Торольд почуял недоброе и связал вместе лошадей, приготовившись пуститься в бегство. И здесь же, только, наверное, поглубже в лесу, того, третьего, тоже поджидала лошадь. Стоит попробовать отыскать конские следы. Дождя с той ночи не было, и вряд ли их могли затоптать - маловероятно, чтобы в лесу болталось много народу. Жители Шрусбери по-прежнему предпочитали отсиживаться по домам, и только крайняя нужда могла заставить их высунуться наружу, ну а королевские патрули, те по большей части разъезжали по открытой местности - в чащобе-то быстро не поскачешь.

Монаху потребовалось некоторое время, но он нашел то, что искал. Одна лошадь охромела и была пущена пастись. На глине, в ямке, оставшейся на месте высохшей лужицы, остались четкие отпечатки подков, судя по которым, это был рослый боевой конь. Подальше, к западу от хижины, в густых зарослях, монах обнаружил и другие следы. Ободранная кора указывала, что здесь была в спешке сорвана узда, а поредевшая трава не скрывала отпечатков копыт двух скакунов.

Осмотрев все вокруг, Кадфаэль вошел в хижину. Дверь он оставил распахнутой, и света внутри было достаточно. Это должно было помочь в его поисках: именно здесь убийца подстерегал свою жертву, и где-то здесь непременно должны были отыскаться его следы.

Остатки зимнего корма для скота, накошенного некогда по залитым солнцем опушкам и сложенного первоначально аккуратной копной у задней стены, сейчас были раскиданы по земляному полу, словно по хижине пронеслась буря. В углу стояла ветхая, покосившаяся кормушка, из которой Торольд выломал доску. Прошлогоднее сено перемешалось со свежим, уже высохшим, но еще сохранявшим аромат. Там было немало цепких стебельков липушника, и это напомнило Кадфаэлю не только о той былинке, что была глубоко вдавлена удавкой в горло Николаса Фэнтри, но и о страшной ране на плече Торольда. Липушник потребуется ему для примочек - надо будет поискать у кромки полей - там этого добра наверняка сколько угодно. Все взвешено на весах Господних: прошлогодний сухой стебелек, возможно, поможет уличить убийцу одного из друзей, тогда как эта же травка, которую подарило нынешнее лето, предназначена для исцеления раны другого.

Осмотр хижины, однако, дал Кадфаэлю немного, если не считать очевидных признаков того, что в ней происходила ожесточенная схватка. При этом к грубым бревнам возле двери прицепилось несколько синих шерстяных нитей, скорее даже ворсинок. Несомненно, кто-то здесь скрывался, затаившись за дверью. Кроме того, монаху попался пучок сухого клевера, на котором обнаружился сгусток крови. Однако тщетно Кадфаэль ворошил шуршащую траву в поисках орудия убийства. Либо убийца подобрал его и унес с собой, либо оно завалилось куда-то в угол, так что и не сыскать. Кадфаэль прополз на четвереньках от кормушки до двери, и уже вознамерился махнуть рукой на поиски и подняться, когда ладонь его наткнулась на что-то острое и твердое, и он отдернул ее в удивлении. Этот предмет был наполовину втоптан в земляной пол под тонким слоем соломы, словно кто-то подбросил и сюда стальной шип специально для того, чтобы не в меру любознательные бенедиктинские братья не совали повсюду свой нос. Присев на корточки, Кадфаэль разгреб шелестевшую траву, нащупал рукой твердый, прохладный на ощупь предмет и вытащил его. Он поднял находку повыше, чтобы от двери на нее падал солнечный свет, и она засверкала желтыми искорками, словно сама была крохотным солнышком.

Кадфаэль поднялся с колен и выбрался на полуденный свет, чтобы рассмотреть как следует, что же он нашел. Это оказался большой, размером с дикое яблоко, неотшлифованный драгоценный камень - ярко-желтый топаз, оправой которому служил орлиный коготь из позолоченного серебра. Коготь был тонкой работы и, по-видимому, отломился от какого-то стержня. Он представлял собой часть великолепной серебряной оправы, но не броши - для этого он был явно великоват. А может, это навершие рукоятки кинжала? Если так, то это был не простой нож, а кинжал знатного человека. Под этим навершием, должно быть, находилась закругленная рукоять, а на крестовине несколько топазов поменьше, в тон большому камню - этой тускло поблескивавшей золотистой безделушке, которая лежала сейчас у Кадфаэля на ладони.

Один человек на этом полу бился в агонии, двое других перекатывались и молотили друг друга в смертельной схватке. Любой из них мог весом своего тела вдавить эфес в плотно утоптанный пол и обломить навершие в самом хрупком месте, так и не заметив этого в пылу борьбы.

Кадфаэль бережно уложил венчавший рукоять камень в седельную суму и отправился поискать липушника. На залитой солнцем опушке он нашел поросль гусиной травки, покрывавшей землю плотным ковром, нарвал, сколько ему было нужно, и двинулся домой, унося множество цепких побегов на полах своей рясы.

Как только братия после службы разошлась, чтобы приступить к обычным дневным трудам, Годит ускользнула из обители и украдкой направилась к мельнице у Гайи. Она нарвала в саду слив, а кроме того, прихватила с собой половину краюхи свежеиспеченного хлеба и фляжку вина из запасов брата Кадфаэля.

У ее подопечного разыгрался здоровый аппетит, и девушка с немалым удовольствием любовалась тем, как он уплетает угощение. Ко всему, что касалось Торольда, Годит относилась с таким интересом, будто имела на этого паренька особое право, что и не диво - ведь это она нашла его, когда он так нуждался в помощи.

Торольд сидел на сложенной из мешков постели, удобно прислонившись к теплой бревенчатой стене и вытянув длинные ноги. Он был полностью одет. Туника и штаны пришлись ему почти впору, разве что рукава оказались малость коротковаты. Выглядел парень на удивление бодро, несмотря на осунувшееся лицо и осторожные, медлительные движения - боль от ран еще давала о себе знать. Годит не слишком понравилось то, что юноша с трудом и невесть зачем напялил на себя тунику, и она не преминула укорить его:

- С чего это ты вздумал впихивать больное плечо в рукав? Его нужно держать свободным, а не то оно долго не заживет.

- Я чувствую себя хорошо, - рассеянно отозвался Торольд, - и если уж собрался скоро отправиться в путь, то должен привыкать сносить любые неудобства. А рана быстро затянется - в этом я уверен.