Терри Биссон - Старьёвщик
Сжечь мосты! Скинуть оковы!
Еще вопрос: как только все компьютерные и бумажные репродукции будут найдены, определены и ликвидированы, следует ли теоретически незаменимые оригиналы уничтожать – или просто вычеркивать из списка?
Уничтожать! На данный момент мир не нуждается в полумерах.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
– Поверните налево от Верхней дороги, – сказал грузовик, когда я выезжал со стоянки налево, на Верхнюю дорогу, направляясь на запад.
Искатель установлен на девятку. И не более чем по наитию.
Генри сидела, уставившись в ветровое стекло, на запад, с выражением скорее хмурым, нежели полным надежды. Синие птицы на свитере выглядели как ядерные ракеты, бескрылые и безглазые.
– Вот мы и в пути! – воскликнул я, пытаясь быть жизнерадостным.
Турбины взревели, выходя за пределы действия станции, на скорости около ста километров в час.
– И куда же мы направляемся? – спросила она.
– На запад! – ответил я. – Мы обязательно найдем мою пластинку. И обязательно найдем брата Боба. Другого брата. Мы обязательно найдем, как там его, Панаму.
– И как же? – мрачно поинтересовалась она.
– Он же александриец, не так ли? Найдя мой альбом, мы найдем и его.
– В грузовике с жучком.
– Я об этом позаботился, – успокоил я ее.
И действительно, в тот момент мне казалось, что так оно и есть.
Мы ехали минут двадцать в тишине, вниз по извилистой горной дороге, пока грузовик не заговорил снова:
– Приготовьтесь свернуть на 1–80, на запад, через одну милю.
Уже лучше. Вне зоны действия станции грузовик мог ехать только около сотни миль, а мы уже прошли восемьдесят между туннелем, казино и дорожной развязкой, к которой сейчас приближались.
– Наклонный съезд на 1–80 на запад, четверть мили. Мне нравился запад.
– А что, если александрийцы в Вегасе? – вслух размышлял я.
– Маловероятно, – проворчала Генри.
И все же… Вегас – единственный город в Америке, в который для въезда надо покупать билет. Правда, он находится не совсем в Америке.
– Ты, случайно, не знаешь, сколько до Вегаса?
Я не бывал к западу от Гудзона с самого детства, а теперь мы собирались пересечь Миссисипи.
– Я же учитель, – сказала Генри. – Он в 3589 от Бруклина. Вычти примерно сотню.
– Миль или километров?
– Километров. То есть в два раза больше, чем миль, – ответила она. – Или в два или вполовину. В любом случае путь будет долгим.
Генри закрыла глаза.
– Ты в порядке? – спросил я.
– Кажется, мне нужна еще таблетка, – отозвалась она.
Я дал ей одну, и она проглотила ее, запив собственной слюной, пока я сворачивал под уклон и включал автопилот. Генри закрыла глаза и застонала. Гомер открыла один глаз и зарычала. Куппер, кажется, подарил ей способность спать с открытым глазом, причем все время с одним и тем же, черным глазом-пуговкой. Ее маленькая красная тележка мягко покачивалась взад-вперед, в то время как грузовик вливался в поток трейлеров, движущихся на запад. Подобно Линкольну, мы пересекли Делавэр. Низкий горный хребет расступался перед шоссе, как волна. Первый дорожный сбор в Пенсильвании прошел легко – мы без проблем миновали его. Однако уже подходил конец месяца, и я волновался. Автоматы стояли на протяжении всего шоссе, но когда оно закончится, нам придется расплачиваться наличными.
А у нас имелись только фишки, маленькая кучка красных, белых и голубых. Я положил их на узкую приборную доску и пересчитал, пока «управлял грузовиком» (автопилоту требуется только, чтобы на сиденье присутствовала ваша пятая точка). Двенадцать. Я предположил, что они соответствовали червонцам, полтинникам и сотням, и попытался угадать, какой цвет чему подходил. Но не смог.
Нам понадобился целый день, чтобы пересечь Пенсильванию, штат длинных, низких гор, которые выглядели плоскими, пока не посмотришь на них с вершины, чего почти не случалось. Я никогда не видел больше одной горы за один раз, а они все казались одинаковыми: длинные прямые хребты, гладкие на вершине, вроде рисунков, созданных детьми или вдовами. За исключением периодически выдаваемой грузовиком фразы «продолжайте движение», никто не говорил. Любопытный Индеец и Боб поговорили за нас обоих. Тишина приветствовалась.
Мы совершили несколько остановок у «кабинетов задумчивости для девочек» и одну ради сандвича, который я купил на последние деньги. Теперь у нас не оставалось ничего, кроме фишек, а значит, следовало найти блошиный рынок, то есть приблизиться к границе штата. Пустая обложка от альбома, засунутая за приборную доску, уставилась прямо мне в лицо. Мне надо найти ее содержимое до конца месяца, чтобы вернуть работу. Но выдворит ли это полицию из моего дома, объяснит ли мое присутствие в подпольном клубе (если его заметили) и дома у Генри или тело, все еще (насколько я понимал) лежавшее там, на полу? Я мог думать только о пластинке. Обычно трудно припомнить, о чем конкретно мы думаем в то или иное время. Фразы, сшивающие наши жизни в единое целое («Я хотел жениться», «Я пытался найти лучшую работу», «Я собирался удрать от матери») – всего лишь порождения памяти. Некоторые утверждают, что само сознание и есть память, что мы всегда живем в нескольких секундах в прошлом, как растения, вечно соскальзывающие с карниза в поддерживающий, всепрощающий, разреженный воздух.
– Продолжайте движение, – повторял искатель примерно каждые двадцать минут.
Я не возражал против «вождения», а Генри, казалось, нуждалась в отдыхе. Пенсильвания – длинный штат. День тянулся без происшествий до самого вечера. Мы как раз спускались с бесконечного западного склона Голубой горы, последней (как оказалось) из длинных, параллельных хребтов Пенсильвании, когда я услышал звук, похожий на стук гравия о бок грузовика.
Там-там-там!
Я тотчас понял, что случилось.
Жучок.
Глаза Генри оставались закрытыми, она либо ничего не слышала, либо притворялась, что не слышит. Поэтому я ничего не сказал, не желая будить ее, тревожить.
– Продолжайте движение, – повторил искатель.
Через некоторое время Генри проснулась сама: открыла сначала один глаз, потом другой, замычала, застонала, поднялась с сиденья и пошла в кузов. Она, кажется, слегка покачивалась или во всем виновата тряска? Генри завернулась в ковер рядом с Бобом, и вскоре я услышал ее храп, смешивающийся с рычанием Гомер.
Согласно законам о потреблении предметов роскоши, блошиным рынкам запрещается пребывание в одном и том же штате более одного дня, и потому они собираются у границ штатов. Я узнал о приближении к Огайо по голубым и оранжевым флажкам над полем, ограниченным высушенной канавой от широкого моря пшеницы. Я увидел флажки прежде, чем съезд, и едва не пропустил его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});