Михаил Михеев - Год тысяча шестьсот

Оливарес вытер лицо ладонью, поправил шапочку. Трусом он не был, и до "Санта" оставалось с десяток хороших гребков, но он понимал, что третье ядро ударит по людям и прежде всего снесет его, Оливареса. Он что-то сказал гребцам, те дружно затабанили, быстренько развернулись, и баркас пошел обратно к "Аркебузе".

- Вот и все, - облегченно заметил Клим. - Молодец, Дубок!

- Молодец, - не мог не согласиться Винценто. - Я и не знал, что у нас в трюме плывет такой ловкий канонир.

- А я и сам не знал. Правда, Оливарес может повторить такой поход ночью. А в то же время, чего ему напрашиваться на неприятности сейчас, если у него остается надежда получить место капитана в Порт-Ройяле и без всякого риска.

- Видимо, считал более надежным прибыть в Порт-Ройял уже командиром "Санта". А может, кто его знает, направился бы на Тортугу.

- Вот этого я и побаивался, - заметил Клим. - А у меня дела в Порт-Ройяле.

В это время полотнище грота чуть шевельнулось над их головами. Реи скрипнули. По воде пробежала полоска ряби. Винценто взглянул в сторону садившегося солнца, прищурился.

- Идет ветер, - сказал он. - Вы не дадите мне свою батарейную команду? У меня мало матросов, нужно поднять все паруса. Если все будет ладно, утром придем в Порт-Ройял.

Винценто перекрестился, затем посвистел и постучал по деревянному планширу костяшками пальцев, призвав сразу на помощь и христианских, и языческих богов, не обходя вниманием и существующие приметы.

Клим тоже посвистел и тоже постучал по планширу.

- Это зачем? - спросила Ника.

- Просьба к Нептуну, чтобы послал ветерок.

- И нашим, и вашим. И тебе не совестно?

- А чего же делать? Приходится! Кто-нибудь да поможет, пресвятая дева или Нептун.

- Послушали бы тебя твои благочестивые предки. Уж про святую инквизицию я и не говорю, за такое непотребное богохульство на костер бы попал, это уж обязательно.

Клим согласился, что святая инквизиция - организация серьезная и таких шуточек не прощает.

Ника пригляделась к "Аркебузе". Слабое течение несло и разворачивало корабли, и "Аркебуза" порядочно удалилась от "Санты". Но зрение у Ники было острое, она первая заметила шлюпку и красное пятнышко на ней.

- Клим, встречай гостью. К тебе едет Долорес.

- Почему ко мне? Наверное, к тебе - спросить что-нибудь по женской части.

- Ты соображаешь, что говоришь?

- Конечно. Допустим, она интересуется, где это ты достала такую материю, что на твоей рубашке?

- Скажу, купила в ГУМе за пятнадцать рублей, готовую. Это сколько на здешние пиастры? Одной гинеи хватит?

- Хватит. Еще останется.

- Только ей такой капрон здесь придется поискать.

- Да, придется поискать. Лет триста.

- Зачем ей капрон? Да на ней ее шаль...

- Мантилья.

- Вот - мантилья, еще ручной вязки. У нас такую мантилью ни за какие пиастры не купишь. А едет Долорес, как я думаю, за своими вещичками. Она же с собой ничего не взяла, не рассчитывала на "Аркебузе" задерживаться. Принимать ее здесь будешь ты, я с ней и встречаться не хочу. Только смотри, не очень развешивай уши, а то как бы она письмо не прихватила по пути. Разведешь амуры.

- Какие амуры? Да у нее, поди, синяк вот такой на локте после того, как я ее за руку схватил.

- А может, она пожелала бы получить такой же синяк от тебя и на другую руку?. Ох, Клим! В политике твои предки-церковники разбирались, не спорю. Но что касается женщин... Да они их просто боялись. Даже святая инквизиция, такая могучая организация, а женщину побаивается.

- Из чего это видно?

- А как же. Как чуть что - ведьма! И на костер... Ладно, ты встречай гостью, а я у капитана в каюте отсижусь.

Как принимал Клим испанку. Ника не видела. Пробыла Долорес на "Санте", наверное, с полчаса. Ника слышала их беседу, но понять, о чем они говорят, естественно, не могла. Наконец в шлюпку поставили кожаный баул, Долорес спустилась по трапу - Ника наблюдала за ней в окошко каюты. И по тому, как та усаживалась, как расправляла платье, опираясь на борт лодки, и приветливо махала Климу на прощанье, Ника не могла не отметить определенное изящество в движениях, грациозность даже.

"И где их учат такому политесу?" - невольно подумала она.

Шлюпка отплыла.

Клима Ника нашла в каюте.

Он склонился над столом, осторожно расправлял на нем большой помятый бумажный лист и так внимательно занимался этим делом, что не заметил, как вошла Ника.

- Проводил?

- Проводил... - рассеянно ответил Клим, что-то разглядывая на листе и бормоча себе под нос.

Ника подошла поближе.

- Что это? Похоже на афишу.

- Похоже, - согласился Клим. - Приглашение Королевского Театра на постановку пьесы Кальдерона де ла Барка, королевского драматурга, личного капеллана Филиппа Четвертого, кавалера ордена Сант-Яго...

- Ух ты!

- Да, титулов у Кальдерона было предостаточно.

- Откуда это у тебя?

- Мне подарила Долорес.

- Подарила?

- На память.

- На память, так-так...

- Она должна была играть королеву в этой пьесе.

- Ах, вон что. Она - актриса?

- Была. Пока не вышла замуж за Оливареса.

- Понятно. Жене дворянина, да еще сына гранда, негоже выступать на подмостках. Даже если играешь королев.

- Долорес не удалось сыграть королеву. Настоящей королеве Марианне Австрийской что-то не понравилось, и она запретила постановку. Пьеса так и не была сыграна ни разу.

- А как она называлась?

- "El bufon de la bellareina" - "Шут королевы". И вот что интересно, мне думается, эта пьеса Кальдерона так и осталась неизвестной. Не дошла до нас.

- А это могло быть?

- Почему бы - нет? Из полутора тысяч пьес Лопе де Вега до нас дошло не более пятисот.

- И то ничего - пятьсот.

- Кальдерон написал их значительно меньше. И этот "Шут королевы" мог потеряться в дворцовых архивах. Филипп Четвертый умер. Кальдерон умер Испании тогда было не до пьес. Вот здесь приведено четверостишие автора в качестве эпиграфа. Я попробовал перевести его с испанского. Приблизительно, конечно.

- Сам перевел?

- Ну, кто еще...

- Любопытно. Давай читай!

- Только ты не очень, я же не Пастернак.

- Ладно, ладно, не напрашивайся.

- Значит, так...

В смешном обличьи появляться

Мне так положено судьбой,

И надоел же он, признаться,

Весь этот облик, мне чужой...

- Клим, да ты поэт!

- Будет тебе.

- На самом деле - звучит!

- Думаю, никто из наших современников этих строк не знает.

- Клим! Да тебя нужно в музей поместить. Подумать, ты единственный человек на земле, который помнит никому не известное четверостишие великого драматурга Кальдерона! Все студенты твоего МГУ будут приходить и смотреть на тебя вот такими глазами. А историки... а вот историки не поверят. Скажут - сам сочинил. Им не объяснишь. Вот если бы, афишу можно было с собой захватить.