Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи

– Вы бы хотели… – В голосе его отчетливо прозвучало отвращение. – Зря вы интересуетесь такими вещами… миссис Эшер.

Мягкие мясистые губы, заставляющие вспомнить римлян времен упадка империи, поджались. За плечом почтенного Эвелайна возник черно-красный нечеткий силуэт вышколенного официанта. Хотя чаепития уже прекращали обслуживать, он беззвучно долил кипятка в чайник возле локтя Лидии и сменил тарелочку с кексами и сандвичами. В ресторане все отчетливее пахло обедом. По-иному звучали голоса входящих в зал, размытые женские силуэты были уже окрашены в цвета, более приемлемые вечером, нежели днем; посверкивали бриллианты. За окнами свинцовые сумерки заливали Странд.

Походя Лидия отметила, что упомянутые семь лет не пошли на пользу почтенному Эвелайну. По-прежнему такой же большой и дородный, как в те беззаботные годы отчаянных матчей с Королевским колледжем, он (это было заметно и без очков) излишне располнел. Когда Эвелайн предложил ей руку, чтобы провести ее к этому маленькому столику, Лидия видела, что, хотя почтенному еще не исполнилось и тридцати, лицо его – все в мешочках и морщинках, а серо-голубые глаза хранят горькую усталость человека, не понимающего, где именно он ошибся, выбирая жизненный путь. Одет он, однако, был безукоризненно и благоухал дорогой помадой. Даже в юности, когда Лидия была куда более впечатлительной, она находила его речи безумно ходульными и утомительными, и прошедшие годы его не исправили. Ей пришлось потратить добрых полчаса на застольную болтовню, чтобы подвести наконец разговор к главной теме.

Лидия потупила глазки, трогая изящную ручку фарфоровой чашки и точно зная, что он пристально следит за выражением ее лица. – Как он умер, Эвелайн?

– Это было дорожное происшествие. – Голос его стал враждебным и несколько испуганным.

– О, – сказала она мягко. – Я думала… Я слышала…

– Что бы вы там ни слышали, – сказал Эвелайн, – и от кого бы вы это ни слышали, но погиб он в дорожной катастрофе. И я бы не…

– Пожалуйста… – Она вскинула глаза. – Мне необходимо поговорить с вами, Эвелайн. Я не знаю, к кому бы еще я могла обратиться. Я попросила вас о встрече, потому что… Я слышала, здесь замешана женщина.

Теперь в его голосе послышалось раздражение.

– Она здесь ни при чем. Он погиб в…

– Мне кажется, с ней связался один мой знаковый.

– И кто же? – Глаза почтенного Эвелайна сузились, и он очень напомнил Лидии ее отца в те минуты, когда тот собирался сделать ей очередное внушение.

– Вы его не знаете. – Лидия запнулась. Эвелайн замолчал, усиленно соображая. Картина, хорошо ей знакомая. Даже почтенный Берти, известный тугодум, и тот был поживее своего братца. Наконец Эвелайн заговорил:

– Не беспокойтесь об этом, Лидия… миссис Эшер. Право, – поспешил он смягчить свои слова, видя тревожную морщинку, залегшую меж ее темно-медных бровей, – я… Видите ли, я слышал недавно, что… что некто, кого я знаю, когда-то встречался с нею. Конечно, вы только-только окончили школу, когда Берти был найден… когда Берти умер, и мы просто многое не могли сказать вам. Но это была гибельная женщина, Лидия, воплощенное зло. А неделю назад или около того я… э… встретил ее и предупредил ее… заплатил ей… словом, заставил покинуть страну. Она уехала.

Произнося все это, на Лидию он не смотрел.

«Смущение? – предположила она. – Или что-то еще?»

– В самом деле? – Она чуть подалась вперед, чтобы уловить малейшее изменение его лица.

– В самом деле, – произнес он с усталым отвращением. Помолчав, она спросила:

– Что она из себя представляет? У меня есть основания спрашивать, – добавила она, поскольку почтенный Эвелайн готов был выразить негодование: объект любопытства не был достоин внимания светской дамы. – Вы же знаете: я

– врач.

– Знаю, – недовольно сказал он – так, словно имел право это оспорить. – Хотя, честно говоря, я не понимаю, как профессор Эшер – да и любой муж – мог позволить своей жене…

– Словом, – продолжила она, обрывая излишне фамильярную тираду, – в моей практике два или три раза встречались случаи довольно редкого нервного расстройства, симптомы которого весьма напоминают то, что Дж… мой знакомый рассказывал об этой женщине, Карлотте. Я подозреваю, что она сумасшедшая.

Это заинтересовало Эвелайна, как заинтересовало бы любого мужчину, сколь бы решительно он ни осуждал вторжение женщин в исконно мужские профессии. Он наклонился к ней через стол с огромным любопытством в водянистых голубых глазах, и она сжала обеими руками его массивную кисть.

– Но я не встречала ее, а вы… Расскажите мне о ней. Пожалуйста, Эвелайн. Мне нужна ваша помощь.

В кэбе по пути домой, на Брутон-Плейс, она записала главные моменты этого разговора – вряд ли бы Эвелайну понравилось, начни она конспектировать его ответы прямо в ресторане. Вышколенный официант, видя, что беседа, кажется, интимная, тактично оставил их за столиком одних, чего опять-таки не случилось бы, начни она вести записи.

Разговор получился сложный, поскольку Эвелайн, ранее интересовавшийся только спортом, а теперь только фондовым рынком (подобно тому, как брат его Берти интересовался лишь нарядами и модами), мало что замечал вокруг. Все же искусными наводящими вопросами из него кое-что выжать удалось.

Во-первых, Лотта появлялась сразу после заката, когда небо оставалось еще совсем светлым. Эвелайн полагал, что было это весной, впрочем, с уверенностью он сказать не мог.

Во-вторых, цвет лица у нее был то белым, то розовым (насколько можно было судить при газовом освещении) – иными словами, питалась она непосредственно перед встречами с Берти и его друзьями. К сожалению, Эвелайн не смог вспомнить, был ли у нее румянец, когда она приходила раньше обычного, а то бы можно было считать доказанным, что охотилась она сразу после захода солнца.

В-третьих, от нее временами как-то странно пахло. Джеймс ничего не говорил о том, что от вампиров пахнет иначе, чем от людей, хотя, предположительно, иная диета – иные выделения… Лидия старалась не вспоминать о том ужасном запахе, что коснулся ее ноздрей вчера в темном дворе на Ковент-Гарден.

Еще Эвелайн заметил, что у Лотты что-то не так с ногтями – что именно, он сказать не мог. Относительно глаз он лишь повторил свои слова о «злом выражении», что, конечно, диагнозу никак помочь не могло.

О смерти брата он отказался говорить вообще, но Лидия предполагала, исходя из рассказов Джеймса о технике шпионажа, что Лотта заботилась о том, чтобы тела ее кавалеров были найдены при обстоятельствах либо позорных, либо компрометирующих – скажем, в женской одежде, или на задворках опиумного притона, или еще что-нибудь в этом роде.