Барбара Хэмбли - Те, кто охотится в ночи
Она стояла, прислонясь к камину и сцепив руки на уровне талии – царственная, несколько архаичная поза, как на портретах времен Реставрации. Эшер рискнул бы предположить, что в жизни она была склонна к полноте, но теперь полнота исчезла, как исчезли из ее речи архаичные обороты. Костюм также был вполне современный, и только жемчужные серьги принадлежали эпохе последнего Стюарта.
Внезапно она совершила неуловимое движение – точь-в-точь как Исидро – и оказалась рядом. Эшер был захвачен врасплох. Но она лишь сказала:
– Я полагаю, раз Дэнни не стало, принять ваше пальто следует мне…
– Вампиром его сделали вы?
– Нет. – Она остановилась на секунду, раздумывая, куда положить пальто, шляпу и шарф. Положила на ближайший буфет и обернулась. – Это сделал Гриппен – по нашей просьбе и по просьбе самого Дэнни. Он был очень привязан к Чарльзу, моему мужу.
– А могли бы сделать?
– Это вопрос по существу? – осведомилась она. – Или просто любопытство?
– Нет, не могли бы, – послышался голос из полутьмы, и Эшер резко обернулся, скрипнув половицей. Лицо незаметно подошедшего мужчины поражало меловой бледностью. Худой, среднего роста, он старчески сутулился, в светло-каштановых волосах паутиной блестела седина. – Во всяком случае, без разрешения Лайонела.
– Лайонела?
– Гриппена. – Вампир качнул головой, словно имя это было ему неприятно выговаривать. Двигался он тоже как-то старчески, словно бы устало. Бросив быстрый взгляд на миссис Фаррен, Эшер заметил, что та смотрит на пришедшего с участием.
– Он бы этого не вынес, – объяснил вампир. – Он бы выкурил беднягу Дэнни изо всех укрытий в течение года. В этом смысле он весьма ревнив. – Он протянул тонкую руку и сказал: – Я – Эрнчестер.
Эшер, почерпнувший достаточно сведений об Эрнчестерах во время своих сегодняшних изысканий, предположил:
– Лорд Чарльз Фаррен, третий граф Эрнчестерский?
Легкая улыбка тронула это белое лицо, усталые глаза на секунду ожили. Мужчина наклонил голову.
– Боюсь, что я уже мало напоминаю собственный портрет, – сказал он.
Многочисленные портреты, украшающие стены салона, потемнели от времени и были укрыты тенями. Который из них изображал третьего графа Эрнчестера, сказать было трудно. Тем более что две трети каждого портрета занимал тщательно завитой парик.
Эшер нахмурился, пытаясь вспомнить имя графини, и миссис Фаррен со свойственной вампирам проницательностью сказала:
– Антея.
Подошла к мужу и проводила его до кресла перед холодным очагом. Каждый раз, когда она глядела на него, Эшер замечал в ее глазах все те же участие и тревогу. А вот на самого Эшера миссис Фаррен взглянула на этот раз с откровенной враждебностью.
Эрнчестер опустился в кресло. Двигался он без лишних движений, как Исидро или леди Антея, но как-то безжизненно.
– Дэнни спал здесь? – спросил Эшер.
Ответила Антея:
– Крайне редко. – Она выпрямилась и прошла к очагу.
– Следовательно, тело было найдено не здесь?
Краем глаза Эшер наблюдал за Эрнчестером. Граф смотрел в сторону, уткнувшись бровью в кулак. Эшера несколько шокировала скорбь графа, и в светло-карих глазах наблюдавшей за ним Антеи вспыхнул гнев.
– Если бы оно было найдено здесь, – холодно заметила она, – то вместе с ним были бы найдены и наши тела.
Эшер закусил губу. Затем, отвечая не ее словам, а ее гневу, сказал:
– Извините.
Глаза ее несколько смягчились.
– С вашей стороны было непростительной глупостью прийти сюда, – сказала она. – Исидро иногда ужасно раздражает, но, поверьте мне, если он что-то утаил от вас, то для вашей же безопасности.
– Возможно, – сказал Эшер. – Но он приставил мне нож к горлу: если я не найду убийцу, пострадает близкий мне человек. Мне бы хотелось разделаться с этой историей как можно быстрее – до того, как он выяснит, где я прячу ту, кого он собирается взять в заложницы; до того, как сам убийца заподозрит, что его выслеживает уже дневной охотник, и опять-таки займется моими близкими; до того, наконец, как я сам увязну во всех этих делах достаточно глубоко, чтобы потом из них выбраться. Но сделать это я смогу, лишь владея информацией, которую мне Исидро не желает предоставить.
Некоторое время она рассматривала его, чуть склонив голову, словно под тяжестью темной массы волос.
– Он – очень старый вампир, – сказала она наконец. – Он осторожен, как змея в норе; может быть, излишне осторожен.
Было несколько странно слышать об Исидро, что он «стар», – испанец производил впечатление юноши, почти мальчика. Скорее уж стар был Эрнчестер с его усталыми движениями и мертвыми глазами. Эшер оглянулся на кресло, где только что сидел граф, но кресло было пустым. Трудно было сказать, когда именно он ушел. Был ранний вечер, и хозяева, надо понимать, еще не завтракали. Странно, что, разговаривая с этой тихой красивой женщиной, умершей задолго до его рождения, Эшер совсем не испытывал страха – то ли потому, что она и впрямь не собиралась причинять ему вреда, то ли спокойствие было ему просто внушено. Невольно вспомнились слова Исидро о «других вампирах».
После долгой паузы Антея продолжила:
– Я не знаю, кто из них старше: он или Гриппен. Они оба были сотворены в одно время одним мастером. Это был Райс Белый, менестрель, хозяин вампиров Лондона в… давние времена. Вы ведь понимаете, что в качестве вампира весьма трудно выжить, если город недостаточно велик и смерть жертвы не может остаться незамеченной. Разве что если у вас достаточно денег и вы владеете имением, где можете спать днем в безопасности. Дон Симон рассказывал, что в те времена Лондон был не более чем маленьким торговым городком. – Легкая улыбка тронула ее полные бескровные губы. – Я представила, что бы вы подумали о Лондоне моего детства – там, где сейчас Ливерпульский вокзал, приходилось искать тропки в болотах… Словом, безопасность себе могли обеспечить лишь аристократы, имеющие возможность охотиться по ночам в поле. Избежать подозрений можно было, питаясь кровью быков или оленей, но долго на крови животных не протянешь. Вампир становится от этого тупым, усталым, безразличным ко всему. В таком состоянии его довольно легко выследить и убить.
Она подняла на него глаза, скрестив на груди большие мягкие руки (достаточно сильные, чтобы в любой момент свернуть ему шею); холодно блеснули кольца.
– Звучит достаточно гнусно, не правда ли? Но притупление чувств, утрата вечной настороженности – это смерть для вампира, которого так легко сжечь солнечным светом. Мы, наверное, омерзительны вам?
– Совершенно верно, – спокойно ответил Эшер. – Это для вас существенно?
Она опустила глаза, разглядывая жемчужины перстня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});