Око небесное - Филип Киндред Дик
Весь в брызгах, Артур Сильвестер попятился. Мисс Рейсс столкнулась с ним; настороженная как кошка, она крутнулась и резко оттолкнула его, а потом быстро ретировалась. Сильвестер, с удивленным выражением на лице, споткнулся и упал. Угол кровати вышел навстречу его хрупкому черепу, и в момент их столкновения раздался резкий хруст. Артур Сильвестер захрипел и потерял сознание…
И ангелы исчезли.
Вся сумятица закончилась. Телевизор замолк. Не осталось ничего, кроме восьми сильно потрепанных людей, разбросанных в самых разных позах боли и защиты. Макфайф был глубоко без сознания, с заметными ожогами. Артур Сильвестер лежал неподвижно, глаза его остекленели, язык выпал, одна рука конвульсивно подергивалась. Билл Лоус уже сидел и даже пытался встать. Миссис Притчет в полном ужасе заглядывала в комнату из коридора, ее мягкое лицо пузырилось тревогой. Дэвид Притчет стоял, тяжело дыша; он все еще держал свои метательные снаряды – яблоки и апельсины.
Истерически хохоча, мисс Рейсс воскликнула:
– Мы одолели его. Мы победили. Мы победили!
В полном смятении Хэмилтон обнял трепещущую фигуру жены. Стройная, но тяжело дышащая, Марша прижалась к нему.
– Милый, – прошептала она с глазами, полными слез, – ведь все хорошо, правда? Все кончилось.
Его лицо ласкали ее мягкие каштановые волосы. Кожа ее, гладкая и теплая, прижалась к его губам; тело ее вновь стало стройным и хрупким, тем легким и гибким, что он помнил. Исчезла и мешковидная одежда. В облегающей хлопковой блузке и юбке Марша обнимала его с благодарным и счастливым облегчением.
– Да, – выговорил Лоус, с трудом поднимаясь на ноги. Один его глаз был подбит так, что не открывался; одежда была в лохмотьях. – Старый мерзавец вырубился. Мы отключили его – и это решило вопрос. Теперь он ничуть не лучше нас. Теперь он тоже без сознания.
– Мы победили, – все повторяла мисс Рейсс, настойчиво и ликующе. – Мы разрушили его заговор.
Врачи набежали изо всех отделений больницы сразу. Большая часть их внимания досталась Артуру Сильвестеру. Слабо кривясь, старик ухитрился занять свое место близ телеэкрана.
– Спасибо, спасибо, – пробормотал он. – Со мной все в порядке. Видимо, просто голова закружилась.
Макфайф, начавший понемногу приходить в себя, радостно ощупывал своей лапищей шею и челюсть; все многочисленные проклятия слетели с него. С победным воплем он сорвал бинты и вату.
– Прошло! – вскричал он. – Слава Богу!
– Не благодари Господа, – сухо напомнил ему Хэмилтон. – Уйди непобежденным.
– Что здесь произошло? – потребовал ответа один из врачей.
– Мы тут немного повздорили. – Лоус насмешливо указал на разбросанные конфеты, коробка с которыми свалилась с прикроватного столика. – Насчет того, кому достанется последняя, со сливочным кремом.
– Одно только мне не нравится, – пробормотал Хэмилтон в глубокой задумчивости. – Возможно, это всего лишь технический вопрос.
– И что же это? – спросила Марша, крепко прижавшись к нему.
– Твой сон. Мы ведь все лежим в Беватроне более или менее без сознания? Мы ведь физически подвешены в том моменте времени?
– Боже, – поняла вдруг Марша. – Да, это так. Но мы же вернулись и мы в безопасности!
– Казалось бы. – Хэмилтон чувствовал, как бьется ее сердце, чувствовал более медленный ритм ее дыхания. – Да, только это и важно. – Марша была теплой, мягкой и восхитительно стройной. – Главное, ты пришла в норму, стала такой, как была…
Его голос вдруг оборвался. Да, жена в его объятиях была стройной, все так. Слишком стройной.
– Марша, – сказал он тихо, – все же что-то пошло не так.
Ее гибкое тело мгновенно окаменело.
– Не так? Что ты имеешь в виду?
– Сними одежду. – Он сам взялся за молнию на ее юбке. – Давай же – быстрее!
Марша замигала от удивления и отстранилась от него.
– Прямо здесь? Но, милый, здесь же люди…
– Давай! – приказал он резко.
В растерянности Марша начала расстегивать свою блузку. Выскользнув из блузки, она бросила ту на кровать и наклонилась, чтобы снять юбку. В шоке и ужасе присутствующие смотрели, как она снимает нижнее белье и стоит обнаженная посреди комнаты.
Асексуальная, как пчела, как пластмассовый пупс.
– Посмотри на себя! – яростно крикнул ей Хэмилтон. – Боже мой, только посмотри! Разве ты этого не чувствуешь?
Марша удивленно глянула вниз, на свое тело. Ее грудь исчезла полностью. Туловище оказалось гладким, местами чуть угловатым, лишенным первичных или вторичных половых признаков любого рода. Стройное и лишенное волос, оно могло бы принадлежать мальчику. Но она не была даже мальчиком; она была – никем. Абсолютно и недвусмысленно бесполым существом.
– Что… – испуганно пролепетала она. – Я не понимаю.
– Мы не вернулись, – сказал Хэмилтон. – Это не наш мир.
– Но ангелы, – запротестовала мисс Рейсс. – Они ведь исчезли.
Дотронувшись до своей нормальных размеров скулы, Макфайф поддержал ее:
– И с моим нарывавшим зубом тоже порядок.
– Да, это уже не мир Сильвестера, – объяснил им Хэмилтон. – Но – чей-то другой. Вмешалась какая-то третья сила. Бог ты мой, эдак мы никогда не вернемся назад! – С болью в голосе он обратился к ошарашенным спутникам: – Сколько же всего миров? Сколько еще раз это случится?
9
Восемь человек лежали на полу Беватрона, там, куда упали. Никто из них не находился в полном сознании. Вокруг валялись дымящиеся обломки, закопченные куски арматуры и бетона, что составляли смотровую площадку, – груда частей того, на чем стояли экскурсанты.
Со скоростью улиток медики осторожно сползали к ним по лестницам. Уже скоро они приблизятся к восьми телам, магнит отключится и гул потока протонов растворится в тишине.
Крутясь и ворочаясь в своей постели, Хэмилтон изучал эту бесконечную немую сцену. Вновь и вновь он исследовал ее, буквально под лупой рассматривая каждый ее аспект. Чем ближе он становился к бодрствованию, тем более эта картина тускнела. Когда же он вновь погружался в беспокойный сон, она появлялась вновь, яркая, резкая, в мельчайших подробностях.
Рядом с Хэмилтоном его жена заворочалась и вздохнула во сне. В городе Белмонт восемь человек сейчас ворочались и метались между сном и явью, вновь и вновь видели застывшие очертания Беватрона, свои изломанные, распластанные тела.
Стараясь изучить каждую деталь сцены, Хэмилтон рассматривал все фигуры дюйм за дюймом.
Первым – и самым притягательным – было его собственное физическое тело. Оно упало последним. С ошеломляющей силой ударившись о бетон, оно лежало в неестественной позе – руки разбросаны, одна нога подвернута под туловище. Кроме редкого и неглубокого дыхания, оно было абсолютно неподвижным. Боже, если б только можно было как-то
