Орсон Скотт Кард - Эндер в изгнании

– Я думала о том, чтобы преподавать английский. Вести занятия, – заметила Вэл.

– Не английский, а общий, – поправил ее Эндер. – У него проще написание – никаких там «ugh» или «igh», – а кроме того, специальный словарный запас, отсутствие сослагательного наклонения и слова «whom», а предлог «of» обознается одной буквой «v». Это лишь малая часть различий.

– Значит, я буду преподавать общий, – сказала Валентина. – Что думаешь?

– Думаю, это будет сложнее, чем ты думаешь, но серьезно поможет тем, кто станет посещать занятия, – если те, кому они нужны, согласятся их посещать.

– Я посмотрю, какие обучающие программы есть в библиотеке.

– В первую очередь, надеюсь, ты поговоришь об этом с адмиралом Морганом.

– Зачем?

– Это его корабль. Обучающий курс можно организовать только с его разрешения.

– Но ему-то какое дело?

– Не знаю, есть ли ему до этого дело. Просто это его корабль, а потому мы должны выяснить, какое ему дело, до того, как организовать курс обучения.

Как оказалось, офицер по связям с пассажирами – полковник по имени Джаррко Китунен – уже собирался организовать занятия по преподаванию общего. Он взял Валентину преподавателем в тот же миг, когда она вызвалась на эту роль. Еще он бессовестно флиртовал с нею, и Валентина обнаружила, что, пожалуй, находит удовольствие от его общества и финского акцента. Поскольку Эндер чаще всего был занят беседой с кем-то или чтением материалов, только что полученных по ансиблю или скачанных из библиотеки, для Валентины было совсем нелишним найти приятный способ провести время. Она не могла отдать истории Боевой школы больше нескольких часов зараз, поэтому человеческое общество пришлось очень даже кстати.

В полет она направилась ради Эндера, но до тех пор, пока он отказывался полностью довериться ей, она не чувствовала себя обязанной оставаться безучастной к сторонним знакам внимания в ожидании, когда брат решит приоткрыть хоть немного душу, чтобы разделить с ней переживания. И еще – если окажется, что Эндер так никогда и не захочет впустить ее в свою душу, откажется восстанавливать былую связь, в этом случае ей понадобится создать свою собственную жизнь, не так ли?

Не то чтобы этот Джаррко стал частью этой жизни. С одной стороны, он был старше ее примерно на десять лет. С другой – он был членом экипажа, а это значит, что, когда на корабль погрузят все те артефакты, товары и припасы, которыми сможет снабдить их колония Шекспир, корабль развернется и полетит обратно к Земле или к Эросу. Валентины на нем не будет, так что все отношения с Джаррко заведомо ограничены временем. Может, его это вполне устроило бы, но не Валентину.

Как говаривал отец: «В долгосрочном плане моногамия служит обществу лучше всех прочих форм семейного союза. Потому-то половина из нас рождается мужчинами, а половина – женщинами; так получается поровну».

Так что Валентина не всегда была с Эндером; она была занята, ей было что делать, у нее была собственная жизнь. А это больше, чем то, что когда-либо дал ей Питер, так что Валентина, в сущности, наслаждалась этой жизнью.

Однако так вышло, что Валентина была с Эндером на обзорной палубе, работая над книгой, когда итальянка и ее дочь-подросток подошли к Эндеру и молча встали рядом с ним в ожидании, когда на них обратят внимание. Валентина знала их обеих, потому что преподавала им общий.

Эндер моментально повернулся к ним и улыбнулся.

– Дорабелла и Алессандра Тоскано, – сказал он. – Какое удовольствие наконец-то вас встретить.

– Мы не могли поговорить с вами, пока ваша сестра не выучила нас вполне хорошему английскому, – произнесла Дорабелла с сильным итальянским акцентом. И затем хихикнула. – Я хотела сказать – общему.

– Хотел бы я уметь говорить по-итальянски, – заметил Эндер. – Прекрасный язык.

– Язык любви, – сказала Дорабелла. – Не гадкий французский, «язык лобзаний и плевков».

– Французский тоже прекрасен, – возразил Эндер, рассмеявшись над ее имитацией французского прононса.

– Только для французов и глухих, – упорствовала Дорабелла.

– Мам, – произнесла Алессандра. В ее речи итальянский акцент едва ощущался, ее произношение больше походило на ту манеру, с которой говорят образованные британцы. – Среди колонистов есть те, кто говорит по-французски, и он не может никого из них оскорблять.

– А с чего им оскорбляться? Они лобзаются, а мы делаем вид, что не замечаем?

Валентина рассмеялась. Дорабелла правда была довольно забавной, и у нее была позиция. «Бойкая» – вот подходящее слово. По возрасту она годилась Эндеру в матери, собственно, ее дочь – сверстница Эндера, но вполне можно было подумать, что она с ним флиртует. Может, она одна из тех женщин, кто флиртует со всеми, потому что не знает другого способа относиться к людям.

– А сейчас мы готовы, – сказала Дорабелла. – Ваша сестра выучила нас хорошо, и мы готовы к нашему получасу с вами.

Эндер поморгал:

– О, вы правда думали… Я проводил по полчаса с теми колонистами, которые собирались путешествовать в стазисе. Но у всех остальных сколько угодно времени. Нет нужды организовывать получасовую встречу: я все время здесь.

– Но вы очень важный человек, спасающий весь мир.

Эндер покачал головой:

– Это уже в прошлом. Теперь я всего лишь человек, у которого есть работа, и с ней он еще не справился. Так что присаживайтесь, давайте поговорим. Вы делаете успехи в английском – Валентина о вас говорила, о том, как упорно вы занимаетесь.

А у вашей дочери вообще нет акцента, она говорит совершенно свободно.

– Очень умная девочка моя Алессандра, – сказала Дорабелла. – И хорошенькая, да? Как вы думаете? Отличная фигурка для четырнадцатилетней.

– Мам! – одернула ее Алессандра, вжимаясь в кресло. – Я что, подержанная машина? Сэндвич у уличного торговца?

– Уличные торговцы, – со вздохом сказала Дорабелла. – Мне еще их не хватает.

– Уже не хватает, – поправила ее Валентина.

– Я уже их не хватаю, – сказала Дорабелла, гордо исправляя ошибку. – Такая маленькая будет планета Шекспир. Нет города! Как ты сказала, Алессандра? Говори ему.

Алессандра явно не горела желанием говорить, но ее мать настояла на своем.

– Я просто сказала, что в пьесах Шекспира больше персонажей, чем колонистов на планете, названной в его честь.

Эндер рассмеялся:

– Интересная мысль! Хотя вы правы: вряд ли мы смогли бы сыграть все его пьесы так, чтобы хотя бы у некоторых колонистов было больше одной роли. Не то чтобы я претендовал на постановку одной из пьес Шекспира… Хотя, может, стоило бы. Что вы думаете? Захочет ли кто-нибудь поставить пьесу силами колонистов, которые летят с нами?

– Мы даже не знаем, понравится ли им новое имя, – заметила Валентина. И подумала: «А Эндер вообще имеет представление, сколько труда требуется для постановки пьесы?»

– Они знают имя, – уверил Эндер сестру.

– Но нравится ли оно им? – спросила та.

– Это не важно, – отмахнулась Алессандра. – Не хватает женских ruoli, parti – как это называется? – При этих словах она беспомощно повернулась к Валентине.

– Ролей, – сказала Валентина. – Или партий.

– О, – хихикнула Алессандра. Смешок оказался довольно-таки чарующим. Девушка не выглядела глупой. – Те же слова! Ну конечно.

– Она права, – сказала Валентина. – Мужчин и женщин среди колонистов примерно поровну, а в пьесах Шекспира – сколько там женских ролей? Процентов пять?

– О, ну ладно, – ответил Эндер. – Это просто пришло мне в голову.

– Мне бы хотелось поставить пьесу, – сказала Алессандра. – Но, может, можно читать ее совместно?

– В театре, – сказала Дорабелла. – В зале для holografi. Мы все будем читать. Я нет, я слушаю, мой английский не вполне хороший.

– Это идея, – откликнулся Эндер. – Почему бы вам не организовать это дело, синьора Тоскано?

– Пожалуйста, зовите меня от Дорабелла.

– В этой фразе «от» лишнее, – сказала Алессандра. – В итальянском, кстати, тоже.

– В английском полно этих «от», эти «от» везде, кроме тех мест, куда я их ставлю! – со смехом воскликнула Дорабелла, дотрагиваясь до руки Эндера.

По всей видимости, Дорабелла не заметила, как он подавил рефлекторное желание отдернуться: Эндеру не нравилось, когда незнакомые люди к нему прикасались. Никогда не нравилось. Но Валентина заметила. Да, он все-таки прежний Эндер.

– Я ни разу в жизни не видел пьесы вживую, – сказал он. – Я их читал, видел голографические записи и видео, но никогда физически не присутствовал в зале, где люди по-настоящему читают строки вслух. Я бы никогда не смог сделать постановку, но очень хотел бы посмотреть и послушать, как над ней работают.

– Ну, тогда вы должны! – воскликнула Дорабелла. – Вы губернатор, сделайте это случиться!

– Не могу. Правда не могу. Пожалуйста, поставьте пьесу сами.

– Нет, не могу, – сказала Дорабелла. – Мой английский слишком плохой. Il teatro – он для молодых. Я буду смотреть и слушать. Вы с Алессандрой делаете это. Вы студенты, вы дети. Ромео и Джульетта!