«ЕСЛИ» - ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №7 2007 г.

— Господи! Не повторяйте того, что Олег…

— Значит, он приводил вам те же аргументы.

— А других у него не было!

— Хорошо, — сказал я, — не будем спорить. Но вы меня обрадовали.

— Обрадовала? — сказала она с недоумением.

— Конечно. Олег Николаевич — вы это подтверждаете — был уверен в том, что человек — существо, в принципе, бессмертное.

— Толку-то… — вздохнула она. — Будто бессмертие принесет кому-то счастье.

— Не о счастье речь, — отрезал я, — а о науке. Буданова передернула плечами.

— Еще один вопрос, — сказал я, — и мне, пожалуй, пора идти, а то я не успею на последний автобус…

— И вам придется заночевать у меня, — улыбнулась Евгения Ниловна, — а вы, конечно, не можете нанести такой ущерб моей репутации.

— Вы знаете, Евгения Ниловна. Знаете, верно? В тот день у Олега Николаевича не было выбора. Что это означает?

Буданова мяла в пальцах платье на коленях, ей не хотелось говорить об этом. Точнее — нет, хотелось, конечно, ей очень хотелось выплеснуть и это свое знание, не оставаться с ним наедине, но она сомневалась, стоит ли говорить об этом со мной. Кто я? Чужой, в общем-то, человек, могу не так понять, могу не то сделать… Я пришел ей на помощь.

— Он определил — с вашей помощью — объем своего счетчика и рассчитал, когда придет его последний день. День последнего решения. Верно? Дальше — тишина… Он не хотел тишины. Если человек теряет способность принимать решения, выбирать что-то в своей судьбе… Зачем жить? Да? Но почему… он же молод… был молод. Неужели его счетчик… эта дурацкая молекула… неужели от нее действительно зависит, сколько раз мы выберем в жизни между красотой и уродством, между одной женщиной и другой, между любовью и предательством, между…

— Да, — сказала Евгения Ниловна, как отрезала, стукнула кулачком себе по колену, и это движение отозвалось во мне. Я наконец замолчал, ощущая, что язык пересох, в горле першило, я поднялся, пошел на кухню, налил в стакан теплой воды из остывшего чайника и выпил, морщась, несколькими большими глотками.

Когда я вернулся, Евгения Ниловна сказала:

— В чем-то вы с Олегом очень похожи, Петр Романович. Для вас тоже невыносимо думать, что когда-нибудь… может, завтра… решения за вас будет принимать кто-то другой. Врач, например. Или сын. Или священник.

— Я неверующий, — отрезал я.

— Неважно, — пожала она плечами. — Если вы не можете больше решать за себя, вы не можете решать и кто будет теперь за вас принимать решения.

— Да, верно, — пробормотал я. — Мы похожи, да… Если я буду знать, что завтра мой счетчик остановится…

— Вы захотите, чтобы ваше последнее в жизни решение стало действительно последним.

— Он это знал…

— Сначала с точностью до месяца, — кивнула Евгения Ниловна.

Я постарался сесть так, чтобы не попасть на пружину, но не получилось, диван заскрипел, заворочался подо мной, и я уперся в его поверхность обеими руками, заставил эту проклятую мебель замолчать.

— Конечно, — сказал я. — В расчете самая трудноопределимая величина — оценка числа решений, принимаемых в течение одного дня…

— Нет, — покачала головой Буданова. — Нет, это как раз оказалось просто… счетчик, видите ли, содержит биологические метки, отделяющие определенные промежутки времени один от другого… Это не точно сутки, не двадцать четыре часа. Не сразу удалось определить интервал… Нет, не это было главным. Точно не получалось, потому что… ну, вы должны понимать: каждое решение влечет за собой другое. Есть независимые решения, есть решения связанные. Вы что-то делаете, и это действие влечет за собой цепь других, часто от вас не зависящих действий.

— Мы должны предвидеть результаты своих поступков, — пробормотал я. — Каждый в ответе за каждого.

— Ну, за каждого — это слишком! За многое — да, ответственны.

— Вы хотите сказать, — медленно проговорил я, — что счетчик отмечает и эти…

— Конечно. Обратные связи. Семь раз отмерь — один отрежь. Да. Думай о последствиях того, что выбираешь. Это вносит неопределенность. Олег даже нашел какой-то числовой ряд, который фиксирует не сами наши решения, а их косвенное влияние. Я вам уже говорила — в этом я не понимала ничего… Олег утверждал, что чем на более долгий срок мы продумываем последствия своих поступков… Как в шахматах — чем больше ходов способен предвидеть игрок, тем точнее он знает будущее, а тут… тем точнее можно оценить работу счетчика. Понимаете?

— Да, — кивнул я.

— А я не понимала, — плечи ее поникли, она застыла, опустив руки.

— Конечно, — сказал я. — Внутреннюю неопределенность создавали числовые ряды, описывающие дальние последствия принимаемых решений. Да, это понятно. Значит, Олег Николаевич смог определить, когда его счетчик достигнет предела, только за несколько дней до… Или за день? Вероятно, так: за месяц число определяется с точностью до недели, за неделю — с точностью до дня. За день — с точностью до часа. За час…

— С точностью до минуты, — кивнула Евгения Ниловна.

— Значит, на прошлой неделе…

— Он пришел и сказал, что пятнадцатого или шестнадцатого что-то с ним случится. Инсульт? Что-то. Я пыталась его переубедить: в конце концов, говорила я, это всего лишь теории, математика — кто на себе проверял, как это действует на самом деле?… Скорее всего, не нужно было этого говорить. Неправильное решение. Мое.

— А он сказал: «Вот я на себе и проверю»? Она кивнула.

— Я и тогда не верила. Глупо. Здоровый мужчина. Он весной проходил обследование в поликлинике, никаких отклонений. Никаких тромбов. Нормальное давление. Какой инсульт? О чем он говорил? Я старалась его убедить, но…

— Никто не мог его в чем бы то ни было убедить, — сказал я, — когда дело касалось математики. Никто. Никогда.

— Я знаю, — кивнула она. — Но это была не математика, а генетика. То есть я старалась убедить Олега именно в этом.

— Математика, — повторил я. — Числовой ряд. Он его вычислил, и ему оставалось только проверить правильность вычислений. В четверг утром он уже знал час. Да? Да, можете не отвечать. Он позвонил вам и сказал…

— Нет. Он приехал, я только встала… У него же не было телефона, а звонить из автомата Олег не хотел. Выглядел он каким-то… растерянным. Я спросила, хорошо ли он себя чувствует. Может, болит голова. «Нет, — сказал он. — Я чувствую себя прекрасно. Но в два часа девочка пойдет на пруд…»

— Он так сказал? — поразился я. — Он знал, что… Откуда? Как? Это ведь было не его решение!