Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

Направление я правильно выбрал. Дома вокруг тянулись все плоше и плоше, а потом пошли развалины. Под ногами уже не мостовая, а земля утоптанная, трава кое-где лезет. Полгорода вот таких руин. И когда я совсем было решил, что ушли, Марк вдруг вскрикнул.

Я остановился. Марк лежал, хватаясь за левую ногу. Сломал, что ли?

Штанина вся в крови — неужели кость наружу вышла? Тут я сообразил, что у мальчишки ладони изрезаны, сам себя и замарал. Засучив брючину, прощупал кости. Вроде целы. Мышцу потянул сильно.

Но какая разница — погоня следом, и медлить нельзя!

— Попробуй встать.

Он встал. И даже шаг сделал, перед тем как рухнуть.

Мы оба молчали.

— Судьба твоя такая, Марк, — сказал я. — Понимаешь?

Он кивнул. На глазах уже слезы блеснули — не от боли, от страха.

— Может, и обойдется, — утешил я. — В развалины отползи, укройся. К вечеру полегчает, дальше сам думай… Тут каждый за себя, один Искупитель за всех… Не поминай злым словом.

Мальчик начал медленно отползать к развалинам.

— Если… соври, что я туда убежал, — я махнул рукой к морю.

И я пошел дальше.

— Ильмар!

Все-таки я обернулся. Марк взмахнул рукой. Сверкнула сталь, и я решил, что нож летит мне прямо в лоб.

Нож упал к ногам.

— Мне… ни к чему теперь…

Марк на четвереньках потащился к осевшим на гнилых деревянных петлях дверям. След за ним тянется, только слепой не заметит.

Я нагнулся и подобрал кинжал. По костяной рукояти шла узорная вязь. И лезвие протравлено тем же узором. Старая работа, настоящий металл. И мальчик сам отдал. Значит — приживется нож.

Как там Сестра сказала Искупителю, когда кинжал ему в тюрьму принесла? «От меня откажись — не обидишь, а нож возьми…»

— Сволочь ты, Марк, душегуб, убивец, — беспомощно выругался я.

— Оба ведь сдохнем!

По любому разумению сейчас следовало мне бежать из города, то ли в холмах затаиться, то ли в береговых утесах, но не прятаться в пустом доме. Пустят хоть одну собаку вслед — пропаду.

Забивать голову переживаниями было некогда. Первую залу я пробежал с Марком на руках, не останавливаясь, — очень уж грязно тут было. Люди тут ночевали, и крысы, и собаки бродячие. И каждый жрал, и каждый гадил. Во второй зале оказалось почище. Наверное, потому, что потолок тут давно провалился, пол весь в деревянных обломках и осколках черепицы. Кому охота под открытым небом ночевать?

— Ильмар… Этот дом… богатый? Был богатый?

Как будто сам не видит! Залы громадные, в два этажа вышиной, стены до сих пор стоят, на потолке рухнувшем вроде как остатки фресок проглядывают. Хороший был дом, и хозяин не бедствовал.

— Да. Купеческий дом или офицерский.

— Если бы вы здесь воровали… где искали бы тайники?

Я секунду молчал. Надо же. То ли и впрямь мне весь ум отшибло…

— Жди, — велел я и бросился из залы.

Сразу у входа, ясное дело, торговый зал был. А где потолок проломлен, гостевая зала. Купец не то второй, не то первой гильдии, таким положено приемы устраивать. Хороший был дом лет двадцать назад. И стены небось в гобеленах, и потолки в росписи, и двери с железными замками… Вот здесь прислуга жила. А эти комнаты получше, тут обитали дальние родственники, приживалы.

На втором этаже разгром был еще тот. Тут не бродяги с крысами постарались, а сами хозяева. Когда уезжали, все ценное содрали — и доски резные, и барельефы мраморные. Даже паркет с пола выбрали.

Это хорошо. Значит, бродягам тут делать было нечего.

А тайники должны быть. И большие тайники. Не все же золотом да железом платят. Мех, ткани, пряности в мешочках — их на складе не оставишь. Должен быть у купца надежный тайник. Пустой, конечно, но я сейчас не вор, я сейчас беглец. А там, где от воров ценности прячут, там и беглецу самое место укрыться.

Я уже и спальню нашел хозяйскую — из нее не смогли вынести огромную кровать, а потому просто разбили в щепы, чтоб никому… Кровать была огромная — видно, купец из восточных стран или из Руссии имел двух-трех жен, как у них заведено. И кабинет я нашел — совсем пустой. Выглянул в пробоину окна — никого пока не было, лишь налетевший ветерок гонял по улице пыль.

Где же ты все хранил, хозяин богатый? Где меха мягкими грудами лежали, где штабеля тканей, где пахучий перец и мускатный орех…

Я вздрогнул от безумной надежды. Нет, не получится, конечно. десять лет прошло. Или двадцать. Вдруг получится?

Закрыл глаза, принюхался. Пылью пахло. Всяким дерьмом и чуть-чуть — свирепым южным солнцем, пряными травами, далекими морями…

Я задрожал. Погоня рядом, это я чувствую, только ведь и спасение рядом. Заметавшись вдоль стен, шаря ладонями по доскам, я пытался отыскать щель. Впустую: или так ладно все пригнано, или ошибся я. Нет потайных дверей в стенах. Не в полу же люк — на втором этаже!

И все-таки я посмотрел на пол. Крепкие широкие доски. Лишь в одном месте пол чуть неровный…

Бросившись на колени, я смел пыль, сдул ее — и увидел контуры люка. В полу. На втором этаже!

Вогнав кинжал между досками, я сильно поддел. Сталь изогнулась дугой, но сдюжила. Люк поддался. Вцепившись в доски ногтями, я поднял и откинул люк. Посмотрел вниз, готовый увидеть комнату прислуги. Может, любвеобильный хозяин не только жен ублажал?

Это была маленькая темная комната. Волна густого пряного запаха шибанула в нос. Все ясно. Сюда не было хода с первого этажа. Она была затеряна между клетушками слуг, коридорами и залами. Только из хозяйского кабинета и можно было сюда спуститься по приставной лестнице. Я попробовал ногой перекладины — они держали.

Я поспешил вниз, за Марком. Хороший вор тем от плохого и отличается, что опасность загодя чувствует.

Мальчишку я посадил на закорки, спустился вниз, усадил на пол. В тайнике было сухо и чисто, сюда даже крысы не проникали. Надо же! Может, им запах пряностей не нравится?

Вскарабкавшись наверх, я осторожно закрыл люк. Темно.

Теперь можно и бежать. Пацана припрятал, совесть чиста. Но куда бежать? Время упущено. Этап, наверное, весь переловлен. И кто замок открыл — известно. Вся стража на Островах моей крови жаждет.

— Имбирем пахнет… — тихо сказал Марк. — Перцем, имбирем… Здесь пряности хранили?

— Да.

Я обошел тайник. Десять на десять шагов. Два раза рука натыкалась на держалки, в которых были зажаты факелы.

— Искру бы, — сказал я. — Факелы тут.

Марк завозился… и на меня вдруг дохнуло холодом.

В мою ладонь лег теплый металлический цилиндрик. Не веря удаче, я откинул колпачок, провернул колесико. Вспыхнул желтый язычок пламени, вырвал из темноты бледное лицо Марка.