Р. Артемьев - Вторжение

— Аскет, мне после разговора с умниками пришла в голову интересная мысль. — Палач помахал в воздухе кучей амуниции — как насчет попробовать усилить свои таланты в предвидении?

— Разве не этим мы занимались на тренировках? — все упражнения Палача были очень болезненны, кличку ему дали подходящую.

— Медитация — фигня. Нет стимула для роста. Пошли, поможешь.

Мы прошли в тренировочный зал, пустой в этот час. Наша группа официально считалась на отдыхе, а остальные занимались в других местах. Палач натянул толстую маску, прикрывающую голову и горло, и застегнул раковину вокруг бедер. После этого он протянул мне револьвер и упаковку патронов.

— Держи. Это резиновые пули. Будешь стрелять по мне одиночными, расстояние метров десять. Постарайся по суставам не бить, лады.

Видимо, он надеялся, что инстинкты включаться и уберегут его от выстрелов. Не знаю, что это были за патроны, но от первого выстрела Палач сделал два шага назад и согнулся, по ауре пошли отголоски боли.

— Хорошо, что ослабленные — прохрипел он.

Из первых десяти выстрелов Палач увернулся трижды. Потом приспособился, пули попадали в него все реже, но это было не совсем тот результат, которого он ожидал. Теперь его тело непроизвольно ускорялось при взгляде на мой сгибающийся палец, он видел, как напрягается рука, и успевал отступить в сторону. Палач усилил мышечный каркас на теле, превратив его в своеобразный панцирь, но минут через десять таких занятий все его тело представляло один сплошной синяк. Мы поменялись местами.

Я столкнулся со схожей проблемой, только реагировал на изменения в ауре, глаза были завязаны повязкой. По моей просьбе Палач замаскировал ауру, и я пропустил восемь выстрелов подряд, прежде чем сумел увернуться. Этот успех мог быть случайностью, а сил продолжать тренировку не оставалось. Мы полечили друг друга, как могли, синяки остались на месте, но боль вроде утихла. Потом опять поменялись. Поздним вечером мы оба напоминали хорошо отбитые боксерские груши, только голова, шея, кисти рук и пах остались нормального цвета, все остальное переливалось разными оттенками синего, лилового и фиолетового.

Но результатом мы оба были довольны. Из последней серии выстрелов Палач попал в меня всего два раза, прогресс налицо. Поэтому когда Данил, к которому мы обратились за помощью, начал орать, что больших идиотов он в жизни не видел (ну ладно Палач, но от тебя я такого не ожидал, ты же разумный человек!), я отреагировал непривычно многословно и немного резко.

— Данил. Иногда приходится делать вещи, которые окружающим кажутся верхом глупости, на самом деле им не являясь. Я не учу тебя делать твою работу. Не учи меня делать мою. Так — надо.

Программа снова немного изменилась. Теперь мы чаще работали вместе с новичками, когда парами, когда двое старших/трое новичков. Можно было только восхищаться фантазией наших инструкторов, постоянно придумывавших и воплощавших в жизнь все новые и новые упражнения. При этом от нас требовали повторения старого материала, заставляли до одури создавать одни и те же знаки, добиваясь уменьшения времени реакции. Раз в неделю давали новую тему, программа корректировалась на глазах, иногда лекции и практические занятия проводились для всех групп одновременно. Голова пухла от обилия информации.

Можно сказать, что в тот день мы играли в прятки. Всем завязали глаза, выдали стреляющее маркерами оружие и засунули в лабиринт, образовавшийся на месте нескольких строящихся корпусов. Задачей нашей группы было имитировать разных тварей, можно было прятаться, пытаться подавить волю, использовать слабые знаки и вообще делать все, чтобы осложнить жизнь остальным трем группам новичков. Мы действовали по одиночке, наши противники ходили тройками или парами.

Я спрятал ауру и повис на потолке, ожидая прихода гостей. Висеть пришлось недолго, скоро уши уловили звук крадущихся шагов, и я осторожно потянулся ментальным щупальцем в том направлении. Тройка знакомых бойцов: Ольга, Каланча и Вася за старшего группы. Вася был низеньким корейцем, во время знакомства потрясшим меня гибкостью и прыгучестью. Он единственный из всех поставил не Броню, а воздушную Стену, правильно рассудив, что файрбол ее хоть и пробьет, но потеряет силу и вреда нанести не сможет. К тому же он шел вторым, и был прикрыт от опасности широкой спиной Каланчи.

Еще во время нашего знакомства Ольга произвела на меня негативное впечатление. Ее пол меня не смущал, если она может выдерживать наши нагрузки, то прекрасно, лишний боец отряду не помешает. Она выдерживала. Миниатюрная блондинка с коротко остриженными волосами не уступала в выносливости огромным мужикам, хотя я был уверен, что до нас она спортивной подготовкой не блистала. Меня настораживало другое. Я не знаю, в чем причина той ненависти, которую она испытывала к чужакам, но это чувство пожирало ее. Даже неопытный наблюдатель, увидев застывший, остекленевший взгляд, которым Ольга рассматривала учебные пособия, или ее одеревеневшую фигуру, в такие моменты мог понять, что с девушкой что-то не то.

Не один я сомневался в психическом здоровье девушки, у наших кураторов были схожие опасения. Ее несколько раз на моих глазах вызывали к психологу. Впрочем, понятие «норма» в нашем случае весьма растяжимое, главное, чтобы она могла контролировать свою ненависть. А в это верилось с трудом.

Если меня называли Аскетом, то Ольгу надо было бы называть Фанатиком.

Сейчас у меня была возможность проверить свои подозрения. Никто из троицы не догадался навестить Пыльный Шлем, не посчитали это нужным, что я и собирался использовать. Я осторожно ввел щуп в ауру девушки. Не заметила.

Телепатия по-прежнему была недостижима, но кое-какие простейшие трюки ученым освоить удалось. Например, так называемый «эмоциональный поводок», на жаргоне «перекачка». Суть упражнения заключалась в передаче части своих эмоций. Сейчас мне предстояло искусственно вызвать такие чувства, как страх, ненависть, боль, и отдать их Ольге. Я медленно начал растравливать себя, одновременно удерживая маскировку ауры. Приходилось вытаскивать из памяти такие неприятные моменты, как предательство первой девушки, «доброту» старшины Котельникова, сломанные пьяными гопниками ребра, смерть родителей… Много всего.

На том уровне сознания, на котором я сейчас находился, испытываемы мной эмоции напоминали темную пленку, покрывшую мою ауру. Мне оставалось собрать их в плотный комок (занятие, оставившее у меня ощущение чего-то липкого, грязного и вонючего по всему телу, смотревшего на меня сотней маленьких глазок и желающего пожрать часть моих сил) и аккуратно перелить их в разум Ольги. Результат не заставил себя долго ждать.