Елена Хаецкая - Хальдор из Светлого города

– Знаю, – сказал барон. – Просто забыл. Уходи, Один.

– А ты упрямый, – с удовольствием сказал Один. – Настоящий барон.

Барон угрюмо отвернулся. Ему очень хотелось попросить Одина,чтобы тот ничего не говорил родителям, когда они придут с Белых Гор, но это было бы уж слишком по-детски. Про себя же он твердо решил сгинуть в Светлом Городе и без Хальдора не возвращаться.

– Что молчишь? – спросил Один. – Задумал каверзу?

– Тебе-то что? – отозвался барон, прижимаясь к нему теснее. Был он там богом или нет, но руки у него вполне человеческие.

– Я близко знал твоих родителей, – неторопливо сказал Один. – Знаю и твою сестрицу. Хорошая девочка. Правильная.

Барон поднял голову, глядя на сухой камыш, висящий после половодья на кустах, как белье, набрался мужества и проговорил:

– Лучше ты оставь меня, Один. Фейдельм же сказала…

– Напрасно ты думаешь, что она жестокая, – мягко заметил Один. – Она испугалась за Лес. К нам и вправду из Города пришло Зло. Она только не знает, что ты в этом не виноват. Ты был первым, кого оно настигло.

Один заметил. как покраснели баронские уши, и усмехнулся.

– А кто же тогда впустил его? – еле слышно шепнул барон.

– Я, – сказал Один. Он снял шляпу и положил ее себе на колени. – Потому что это я привел сюда твоего Хальдора. С этого все и началось. – Он тряхнул головой. – Бродил я как-то вечером возле этой стены, – начал он, сталкивая камешки с обрыва в реку. – Волчонок, который был со мной, презабавно выл и тявкал, пугая городских жителей, и я хотел повеселиться. И тут я услышал нечто странное. Кто-то, кто стоял возле самой стены, отчетливо произнес, словно зная, что я слушаю: «Лес! – сказал он. – Забери меня и делай со мной все, что хочешь».

– Но ты же не знал, что это запрещено?

Один в некотором смущении почесал кончик носа.

– Запрещено, запрещено… Фейдельм говорит, что я волюнтарист.

– Что это значит? – удивился барон.

– Понятия не имею… Словом, я забрал его. Ну – просто из любопытства. Я всегда подозревал, что городская жизнь – не сахар, но чтобы из Города ломились в Лес, – такое впервые. Хотелось посмотреть на этого человека. Вот так оно и вышло.

Он вздохнул.

Барон покосился на остроносый птичий профиль, на всклокоченные, обильно пронизанные сединой волосы, и неожиданно спросил:

– А почему ты одноглазый, Один? Ты потерял свой глаз в бою?

Один повернулся к нему, пришурившись.

– Нет, – ответил он. – Я подарил его одному великану. Он растрогал меня своей мудростью. Теперь он хранит мой глаз в источнике, бережет, на роже не носит. Я потом жалел, просил, чтобы глаз вернул, – не отдает. Говорит, что так сохранней будет. – Он задумчиво сунул в рот травинку и принялся ее жевать. – Может, он и прав, – заключил Один. – Вышибли бы мне его в какой-нибудь дурацкой драке без всякой пользы для дела…

– Знаешь, – сказал барон, помолчав, – ты все-таки иди. Я сам разберусь во всем, что натворил. А про тебя Фейдельм ничего не узнает.

Один зажал ему рот рукой, не желая больше слушать.

– Чушь, – заявил он. – Ты просто голоден. От этого знаешь, как глупеют?

Он встал и подал барону руку. Тот уцепился, поднялся на ноги. В голове тяжело звенело, перед глазами плавали круги оранжевого цвета. Один внимательно наблюдал за ним.

– Ага, – сказал он. – Я был прав. Голодный обморок в Лесу – ничего глупее быть не может.

Он вынул из кармана кусок хлеба с салом и мятый помидор и посмотрел на них с некоторым сомнением. Сало от жары расползлось и было усеяно крошками. Барону стало плохо, и он качнулся. Один подхватил его на руки.

– Да ешь ты, дурачок, – сказал он сердито. – Тоже мне, мученик совести.

Что-то в его манерах напомнило барону Хальдора. Давясь от жадности, он начал рвать зубами какие-то жилки, которыми было опутано сало, а под конец просто затолкал все в рот и впился в помидор. Один наблюдал за ним с удовольствием.

– Вот таким ты мне нравишься, – заявил он.

Барон слабо улыбнулся, истекая помидором.

– Восстановил умственные способности, братишка?

– Восстановил, – сказал барон и вытер рот. – А почему «братишка»?

– Потому что не жиряк, – не совсем понятно объяснил Один. – Это твоя мать где-то услышала и пытается всех поделить на жиряков и братишек. Теперь вот мается: жиряков в Лесу найти не может. – Один фыркнул. – Проблемы у нее всегда какие-то… неожиданные. Да и у тебя, признаться, тоже. Зачем тебе понадобилось смешивать свою кровь с кровью этого Хальдора?

Барон помрачнел.

– Так вышло, – уклончиво сказал он.

– Помочь ему хотел, – проницательно заметил Один. – Помогло ему это, как же! Великие боги, с кем ты связался!

Узкие губы Одина поползли в нехорошую улыбку, словно он вспомнил какой-то неприятный случай. Барон похолодел. На Хальдора это было очень похоже – оставить по себе такое воспоминание.

– Да, – повторил Один. – Я, дурак, напрасно все это затеял. Светлогородца могила исправит.

Барон вздрогнул.

– Может быть, уже исправила, – шепнул он.

– Твой Хальдор – невоспитанный тип с ужасными манерами, – сказал Один. – Моя бы воля – я бы его в подвалах сгноил. – Он сердито нахлобучил шляпу. – Я проведу тебя сквозь стену, – сказал он. – Только смотри, не очень там бесчинствуй.

Барон недоверчиво взмахнул ресницами.

– Ты мне поможешь?

– Только попасть в Город, – уточнил Один. – Твоя задача – не сгинуть там навеки, иначе твоя мать выцарапает мне последний глаз.

Он сдивнул на затылок свою широкополую шляпу и улыбнулся, словно предвкушая какое-то интересное развлечение.

– Идем, братишка, – сказал Один.

23.

Лейтенант, носящий знаки Ордена Каскоголовых, возник на пороге и, кривя от усердия рот, проорал профессионально-отвратительным голосом:

– Встать! Построиться!

Барон, лежавший на нарах в полном одиночестве, сел и заморгал на лейтенанта. То был юноша, немного старше Хальдора, худой, прыщавый, с детскими оттопыренными ушами, которые двигались от старания. Он снова крикнул так, словно перед ним находилась дюжина отпетых бандитов:

– Кэпэзэ, я сказал – стр-рэиться!

Барон сполз с нар, не совсем понимая, как ему строиться. Он молча взял свою клетчатую рубашку, накинул ее на плечи и вышел к лейтенанту в коридор.

– Пэстрэиться! – распорядился лейтенант, широким жестом указывая на коридор.

Барон осторожно встал возле стены. Лейтенант безмолвно излучал гнев. Тогда барон сказал:

– А там больше никого нет.

– Мэлчать! – крикнул юноша.

– Не кричите, – попросил его барон.

Лейтенант одним прыжком оказался перед ним и прошипел жутким, по его представлению, голосом: